Последний окножираф - Петер Зилахи Страница 26

Милорад Павич развлекает массы литературными фокусами: роман про таро, пьеса в жанре ресторанного меню, хазарский словарь. В руке — трубка, седые усы, снисходительная улыбка. Сербский Шерлок Холмс. Полгода назад он поддерживал войну и Милошевича, вчера вечером он выступал на студенческом митинге. Он надписывает мне книгу. Текст понятен, но почерк такой, что ни одной буквы не узнаю. Что вы думаете по этому поводу, дорогой Ватсон?

В Белграде меня пригласили на конференцию по сербскому национализму. Во время перерыва я слышу, что в Косово милиция расстреливает людей с вертолетов. Выступающие соглашаются в том, что сербский национализм хуже венгерского. Сербам еще не врезали по заднице. Во сне мне являются мать Тереза, албанка по происхождению, и Сильвестр Сталлоне. Сильвестр нежно поддерживает этого хрупкого ангела, мать Терезу. Она говорит со мной по-албански, и я ее понимаю. Она просит меня не делать поспешных выводов, если я найду правильный тон, меня поймут. Сильвестр кивнул и добавил, что лучшие поэты — бенгальцы. Он поднял указательный палец к лицу, загримированному под камуфляж, ангел его уснул, и, унося ее, он на цыпочках удаляется из моего сна. Эта картина, «Пьета» наоборот, долго еще не дает мне покоя. Почему бы им на пару не поработать на CNN? Неплохая бы получилась программа.

Из бурной истории ацтеков. На окраинах Габсбургской империи некогда прозвучало пророчество о том, что изгнанный бог вернется. У него будет светлая кожа, борода, и даже год был предсказан правильно. Кортес появился в назначенное время, в год Венеры. Его приняли за крылатого змея, он отнял у них золото, опустошил их столицу, убил их царя Монтесуму. Пока испанцы занимались завоеванием Теночитлана, турки захватили Нандорфехервар и взорвали тот бастион, с которого Дугович прыгнул навстречу смерти. Венгерское королевство распалось на части, венгерская корона в конце концов оказалась в Вене, как и головной убор Монтесумы из перьев. Впоследствии венграм их корону вернули, но ацтеки до сих пор митингуют перед венским Музеем этнографии, они утверждают, что это — не произведение искусства, а реликвия. А музейщики им отвечают, что ацтеки сами, мол, сперли эти перья у порабощенных ими народов. Крылатый змей — вот еще чудо в перьях! Кетцакоатль — позарез он нужен этим грязным индейцам. Они, небось, про него в каком-нибудь летнем университете слыхали.

Q — двадцать девятая буква венгерского алфавита. Нет ни одного венгерского слова, которое начинается на букву «Q›. Улица Гаврилы Принципа — это улица проституток. Возможно, Гаврило тоже сюда наведывался, пока не бросил учебу и не отправился в Сараево. Мелкие знаки симпатии, вроде интерактивного голосования по ТВ, памятники обделаны голубями неодинаково. Наверное, герои борьбы за независимость чем-то привлекают девиц. Несбывшиеся мечты. Пожалуй, стоит провести урбанистический анализ постмонархической ситуации для выяснения взаимосвязи проституции с антигабсбургскими настроениями. Ведь не каждому так везет, как Ференцу Ракоци с его площадью. [57]

Бешник Рештелица, один из шестидесяти шести албанцев, арестованных в конце января, умер в камере в возрасте тридцати лет. По официальным сообщениям, Б. Р. связал две футболки и удавился на нарах. Косовская освободительная армия призвала албанцев к вооруженному восстанию против сербских оккупантов.

Я еду в поезде с венгерской девушкой из Нови-Сада. Хороша невозможно. Ощущение — будто в грязных ботинках ввалился в чистую горницу. Поезд останавливается, но я остаюсь. Развалины над Дунаем. Стены того и гляди обрушатся с береговой кручи. Руины спроектированы так, что вот-вот упадут, но они не падают. В отличие от домов, построенных, чтобы стоять, но это лишь видимость, даже если они стоят годами. Пустынный вокзал. Промежуточность, перевалочный пункт бытия, для восточноевропейца — жизнь, для буддиста — смерть. Но тот, кто выходит здесь, должен чувствовать, что он прибыл на место. Поэтому вокзальные строения выглядят так надежно. Поезд останавливается, и в любую минуту ты можешь оказаться в городе, в котором когда-то жил. Девушка машет рукой. На моем лице — беззаботность курортной открытки. Исторический опыт: жизнь — вечное состояние переходности, переступая порог, вытирайте, пожалуйста, ноги. Так что давай, маши мне, ты видишь, я тоже тебе машу. Если бы не монархия, все было бы по-иному. Я здесь не был бы гостем, а ты — колониальным товаром.

На площади Конституции группа проправительственных демонстрантов, заблудившись, по ошибке примыкает к антиправительственной демонстрации. Оратор с жаром говорит о Сербии, какой бы она могла быть красивой и свободной, свободной и красивой. Старики согласно кивают: хорошо говорит. Кивая, они оглядываются по сторонам — кругом молодежь, замечательно, молодцы. Но один из них замечает, что в руках у соседа — портрет Вука Драшковича, и шарахается, будто ступил в дерьмо. Что такое, вопит он, измена! Толпа оборачивается и видит Милошевича в тридцати экземплярах. Потрясенная тишина. Косовары озираются по сторонам, там и тут — портреты Милошевича, что-то будет? Старики извиняются, не туда попали, и хотят незаметно покинуть площадь, но раздраженная толпа уже взяла их в кольцо. У них отнимают Милошевича, сбивают с них шапки и напихивают в них гнилые овощи. Старики, наложив в штаны, бегут по незнакомому городу, уворачиваясь от тумаков и струй кипятка, которым их поливают из окон. В Белграде разворачиваются уличные сражения, плачущие старики забиваются в припаркованные напротив французского посольства междугородные автобусы, вокруг которых скачут студенты с палками от транспарантов. Новый герб Белграда: молодой оппозиционер кидает яйцо в пожилого крестьянина, обороняющегося из окна автобуса яблоками. В центре города на защиту проправительственных демонстрантов встает милиция. Через головы омоновцев толпа швыряет яйца, картошку и гнилые фрукты в своих противников, которые отвечают ей транспарантами. Местные получают дополнительные боеприпасы в виде нескольких мешков картошки. Волейбол с милицейским кордоном в качестве сетки. Один из контрдемонстрантов блокирует капустный вилок портретом Милошевича, и он возвращается на половину противника. Мяч попадает в сетку, томатные струи стекают по шлему омоновца. Яблоки на исходе, старики швыряются тем, что летит в их сторону. Цены на яйца и помидоры — оружие однократного применения — штурмуют небо. Нелепо топчутся, озираясь по сторонам, защитники государства, насекомые в пуленепробиваемых жилетах и защитных шлемах.