Любовницы - Эльфрида Елинек Страница 27

Люди ведь скажут, что это родители Паулу плохо воспитали. Позор и стыд! Мать Паулы хоть сейчас готова перечислить десяток-другой людей, в основном лесорубов со всеми их семействами, которые будут злорадствовать по поводу ее несчастья.

Отчасти это люди, по поводу несчастий которых мать и ее семья позлорадствовали в свое время вдоволь — у этих сын-дебил, а у этих — отец сел в тюрьму за совращение малолетки, у третьих — матери весь низ выскоблили, у четвертых — отца деревом насмерть придавило, у пятых — ребенок в школе на второй год остался, у шестых — отобрали права из-за езды в пьяном виде, у седьмых — кто-то под горный обвал попал, у восьмых — сынишка новехонький стул ножом изрезал, и так без конца.

Эти кретины будут радоваться нашему несчастью еще сильнее, а это уж совсем невыносимо.

Паула — беременная!

Паула — беременная!

Веселая ненависть наполняет всю долину.

Ненависть, словно пожар, перекатывается с одной горы на другую.

И в центре всего — Паула, самая что ни на есть поджигательница.

Паула тихонечко ластится к матери, тычется взлохмаченной головенкой под руку, как делала она, бывало, в детстве, когда ее кто-то обижал, мило лепечет свое признание, просит показать, как ловчее связать на спицах или крючком миленькую голубенькую или розовенькую кофточку для ее с Эрихом плода любви. Доверие Паулы к матери, как обычно, вознаграждается жуткими побоями и оглушительными злобными воплями.

Голова Паулы повисла на тоненькой ниточке.

На теле будущей матери от синяков нет живого места. А что будет, когда появится на сцене, именуемой действительностью, крепкий и сильный отец?

Вот, кстати, и он; новость ему сообщают в телеграфном стиле. Нечего терять драгоценное время! Мать уже едва переводит дух, так утомилась колотить Паулу, и о происшествии она сообщает отрывочно, без изложения всех причинных взаимосвязей, она все бьет и бьет Паулу.

И отец сразу включается в семейное удовольствие, набрасываясь на Паулу, как на загнанного зверя. Самое удачное для этого времечко. И кто же этот хряк, кто этот хряк, которому теперь придется на Пауле жениться, хочет он того или нет?

Настоящее чудо, что у Паулы в этот веселенький денек не случился выкидыш.

Эрих, свиная морда.

Ничего особенного потом с Паулой не происходит. С ней никогда ничего особенного не происходило. Говорят, что душевные раны болят порой сильнее, чем раны телесные. Но ведь и телесные раны болят, Паула ведь не из картона сделана, раны требуют много ухода и немного бальзама.

Паула чувствует, что с ней обращаются как с неудобной и неприятной вещью, а не как с человеком, а ведь она — человек. Если бы родители с такой же силой колотили по твердому, неподатливому предмету, они бы давно себе руки попортили. Нет смысла рассуждать здесь о душевном состоянии Паулы. Она превратилась в человека с окостеневшей, заледенелой душой.

И никакой Эрих тут не поможет. Эрихово место в лесу, но лес-то Эриху не принадлежит.

Разговора с матерью по душам, стало быть, не вышло. И вырезки с рисунками для вязания крючком валяются на полу, скомканные, изгаженные и оскверненные.

Паула хотя и не осквернена, но совершенно подавлена. Ребенку в ее утробе грозит теперь столь излюбленная и проверенная на опыте ванна из горячего мыльного раствора, которая превратит его в настоящего ангелочка. Правда, срабатывает этот способ далеко не всегда, ведь нарождающаяся жизнь крепко цепляется за стенки своего жилища. Добротный кипящий мыльный раствор из добротных разноцветных пакетов с моющим средством, а в нем много добротного яда. Даже отца бы это средство на тот свет отправило, если бы он вздумал им закусить. Но отец любит закусывать чесночной колбасой.

К Эриху отправляют парламентера, он бредет через леса, поля и горные ручьи. Ситуация складывается совсем не романтическая.

Будем надеяться, что ссадины, синяки, раны и кровоподтеки до свадьбы заживут.

В Пауле слабо, очень слабо звучит песня.

Ран не будет, вместо них — длинное, до полу, кружевное платье и фата.

Никаких горячих мыльных ванн, вместо них — красивая фата в цветах.

И никаких абортов, одни свадебные торты.

И никаких выкидышей, сплошные свиные шницели для гостей.

С кухни на Паулу смотрят испепеляющими взорами, такими едкими, что и в кухню не войти.

Паула служит козлом отпущения для стольких не оправдавшихся надежд и несостоявшихся жизней. В Пауле угасают последние чувства. Ее тело совершенно мертво.

Попытка убить маленькую Сюзанну в Паулином животе не удалась. Мать и отец убиты жизнью много лет тому назад. Для Паулы разрушился прежний мир, что ровно ничего не значит, ведь мир этот и так никогда не принадлежал Пауле даже малой своей толикой.

— У меня есть подруга, она учится в гимназии, — выпаливает Бригитта в ответ на секретаршины рассказы о Канарских островах.

При мысли о Сузи, ее прирожденном враге, у Бригитты в желудке появляются спазмы, выпитый кофе подступает к горлу и едва не брызжет наружу изо рта и ноздрей. Бригитте на секунду показалось, что наконец-то она в положении. Но это всего лишь реакция на Сузи.

Бригитта расписывает, как уважительно Сузи с ней обходится.

Секретарша по-хозяйски поправляет предметы на столе. Она ощущает себя ровней шефу, Бригитта ей никак не ровня. Между ней и Бригиттой — глубокая пропасть. Пропасть между нею и Бригиттой называется «торговое училище».

Больше сказать нечего, это надо ощущать.

Больше сделать ничего нельзя, надо только ждать.

Бригитта и Паула ждут замужества.

Хайнц — хороший человек, ведь он женится на Бригитте из-за ребенка и обеспечит ей будущее с помощью своей мастерской.

Бремя ожидания не заполнить здесь ни музыкой, ни хорошей, захватывающей книгой, ни телевизором, ни игрой в кегли. Бремя ожидания оставило бы после себя только пустые страницы. Эрих — плохой человек, ведь он не намерен жениться на Пауле ради ребенка. Но ему все же придется.

Хайнцев отец, так мало добившийся в жизни, снова демонстрирует сыну специальный приемчик и валит его на пол. Изношенные позвонки отца усердно в этом участвуют. Они посылают в мозг отца сигналы о боли. Отец увещевает сына со всей энергией своего печального жизненного опыта. Хайнц хватает ртом воздух, и ему не хватает Сузи. Сузи хватает ртом воздух, оказавшись в крепких спортивных объятиях своего спортивного отца, который тоже играет в теннис. Отец радостно обнимает свою дочь, ведь она собственноручно испекла прекрасный торт.

Отец Хайнца еще не полностью свел счеты с жизнью, хотя его больной позвоночник вряд ли на что-либо в этой жизни еще способен. От него нет пользы ни для самого отца, ни для его хозяина и работодателя. У Хайнца вся жизнь еще впереди, и он в это верит.