Четыре подковы белого мерина - Наталья Труш Страница 27

Глава 3

«Если бы молодость знала…» – говаривала когда-то бабушка Лады. «Молодость» знала, но совсем не то, чего хотели бабушки.

Правда, лозунг молодежи конца шестидесятых – «Секс, наркотики, рок-н-ролл» – был мил и некоторым бабушкам, но больше заокеанским или европейским, и уж точно – не советским. Большинство из них и бабушками не стали – до конца века не дотянули, так как слишком ноша была тяжела.

В этом лозунге у молодежи новой России акценты сместились, да и понятия немного тоже. Правильней стало говорить «наркотики, тусовка, беспорядочные связи».

О том, что у Димки проблемы, Лада поняла не сразу. Сын работал, ночевал дома, компаний в квартиру не водил. Ну, бывало, что загуливался до глубокой ночи или до утра, бывало, засыпал прямо за ужином – тупо клевал носом в тарелку. Объяснения всему были простые: «загулял с приятелями», «выпил лишку», «спать хотел зверски – устал на работе».

Потом с работой начались сложности. Его либо не брали – судимость, как клеймо на лбу, хоть и условная, либо увольняли. Второе Димка объяснял по-разному, но всегда убедительно, так, что Лада верила ему и кляла на чем свет стоит работодателей.

Не заставили себя ждать и проблемы с деньгами. Димке каждый день нужны были средства. В основном на ремонт машины. Тут Ладу можно было легко водить за нос. Машинка у сына была старенькая, постоянно требовала замены каких-то запчастей, вот он и выдавал Ладе каждый день информацию: то полетел подшипник ступичный, то шаровая, то наконечник рулевой тяги. Все это Димка подавал под определенным соусом: не будет машина бегать – не будет вообще никакой работы. И Лада раскошеливалась. То кредит брала, то занимала деньги у Веронички, то тратила на железяки то, что ей давал потихоньку дядя Толя. Впрочем, как потом выяснилось, на железяки тратилось не так много, все остальное спускалось в такую помойку, из которой выхода не было.

Помойка эта – наркотическая зависимость. Лада не успела и глазом моргнуть, как сама стала зависимой от этих наркотиков. Конечно, если бы она знала все, то не дала бы Димке ни копейки, и пусть бы его машина сгнила вместе с колесами. И он пусть бы пропал без своего «лекарства»!

Впрочем, «лекарством» героин стал не сразу. Сначала он приносил радость. Это было неизведанное ранее чувство, которое нельзя было сравнить ни с чем. Эйфория приносила какую-то призрачную свободу, чувство полета, собственной значимости и всемогущества.

Когда Димка понял, что без этого уже не может обходиться, героин стал «лекарством». И никакой радости он не приносил. Только избавление от чувства тревоги и успокоение на какое-то время. Но он знал, что пройдет это какое-то время, и «лекарство» понадобится снова. А потом – снова, и дальше, и больше.

Когда Лада нашла в Димкиной комнате коробочку со шприцем и закопченной чайной ложечкой, она все поняла. Конечно, он сказал, что это не его коробочка, и он даже не знал, что в ней лежит, но Лада по глазам видела – врет. Врет, и ему стыдно за это. Пока еще стыдно…

Потом, когда она ткнула его носом в синяки на сгибе локтя, он наплел ей про то, что «одна знакомая девочка делала ему уколы от высокого давления», просто он не говорил, чтоб никого не травмировать.

Лада слушала все это, и ей было стыдно так, что уши краснели. Они оба понимали все, но в тот момент она ничего не могла, а он ничего не хотел изменить.

А потом Димка попал в больницу. Сначала он чуть не умер на улице. Наверное, прихватило сердце. Сам он не помнил, что случилось. Очнулся в реанимации, опутанный проводами.

Лада увидела его, беспомощного, жалкого, балансирующего на узком перешейке между жизнью и смертью.

– Вы – мать? – спросил ее лечащий врач.

– Да…

– Надо что-то делать. Если он не бросит наркотики, все очень скоро закончится плохо. – Врач подбирал слова, но все получалось как-то ненатурально, и он поправил себя: – Впрочем, что я такое говорю… Если б это было просто, то все бы, наигравшись в это от души, легко соскакивали.

– Доктор, как я могу ему помочь? – выдавила из себя Лада.

Доктор внимательно посмотрел на нее. Жалко тетку. Но чем ей помочь?!

– Вы извините, пример приведу, не про наркотики, но, может быть, так вам будет понятнее… Вы любили когда-нибудь?

Лада с удивлением посмотрела на врача. Любовь?! При чем тут…

– Вы не ослышались! Я именно о любви спрашиваю. Думаю, что любили. Вот представьте, что у вас любовь, и у вас в один не очень прекрасный день ее… отнимают. Что вы почувствуете? Как вы будете без этого жить? Как вы будете лечиться и спасаться?

Лада покачнулась. Ох как попал он туда, куда надо! Ох как попал! Когда у нее отняли любовь, ее Глеба, она чуть с ума не сошла. Она не знала, как после этого жить. Она год была словно в тумане. А потом? Чем лечилась? Нет лекарства от любви… Ну, разве что время.

– Прикинули на себя? Вот так и тут, только еще хуже. Здесь ведь, кроме того, что отнимают самое дорогое, еще и химия…

– Говорят, что любовь – это тоже химия… – Лада заглянула доктору в глаза.

– Ну, это, скажем так, образно! Кстати, не дай-то бог, если бив любви была еще и химическая зависимость! – хохотнул доктор и прокашлялся: – Ну вот. А если серьезно, то надо парня определять в больницу, а потом голову лечить.

– А в больнице что будут лечить? – спросила Лада.

– Ну, не столько лечить, сколько чистить организм от всякой гадости. Это на тот случай, если сам не сможет вылезти. А вообще, я вам посоветую общество одно – «Свобода» называется. Можете не бояться, там все чисто, без надувательства. Там матери, такие же, как вы. Многие пережили зависимость, и даже не с одним ребенком! Они подскажут, с чего начать.

В общество это Лада съездила. Долго думала, как там себя представить. Может, снова журналисткой?! Стыдно, ох как же стыдно было назваться матерью наркомана. Даже произнести это: «Я – мать наркомана» – не поворачивался язык, и Лада с трудом выдавила:

– У моего сына – зависимость…

И больше ей не пришлось зажиматься и краснеть. Никто не собирался ее стыдить, осуждать, никто не покосился. Там все всё понимали. И уже после получасового общения Лада поняла: она – тоже зависима. Вернее, созависима.

Все правильно: она зависима от того, какое у Димы настроение, есть ли у него работа, есть ли деньги. Она не может надолго уехать из дома и оставить его одного, не может никого пригласить в гости – не дай бог Дима будет не в духе.

Ладе в два счета доказали, что своей жизни у нее нет. Она живет жизнью своего непутевого ребенка. И это действительно было так.

– И что теперь делать? – растерянно спросила Лада.

– Научиться быть жесткой и решительной, жить своей жизнью, дать понять своему ребенку, что ты больше не собираешься с ним нянчиться. Вы думаете, мы не любим своих детей-наркоманов? Или… не любили? Любили и любим. Но наша любовь другая. Она с глазами. И жесткая. Вы должны поговорить с сыном и после этого решить: или вы с ним, или он без вас.