Все божьи дети могут танцевать - Харуки Мураками Страница 27

Они по-прежнему собирались раз в неделю и вместе с Сарой где-нибудь обедали. Бывало, у Такацуки возникали срочные дела, и он не приходил. В такие дни Саёко, Дзюнпэй и Сара обедали втроем. Без Такацуки все проходило тихо и как-то буднично. Со стороны они казались самой что ни на есть семьей. Дзюнпэй продолжал идти своим путем. В тридцать пять выпустил четвертый сборник рассказов «Молчаливая луна», за который получил премию. По заглавному рассказу решили снять фильм. В перерывах между рассказами он выпустил несколько томиков музыкальных рецензий, написал книжку по теории садоводства, перевел сборник Джона Апдайка. Каждая его работа имела успех. У него был собственный стиль и он мог простыми и убедительными словами легко передавать глубокие отголоски звука, еле заметные оттенки света. У него возник свой круг читателей, устоялся доход; постепенно Дзюнпэй утвердился в качестве профессионального автора.

Он серьезно подумывал сделать Саёко предложение. Случалось, он размышлял об этом всю ночь напролет, наступало утро, а он все не мог уснуть. Бывало, работа валилась из рук. Но даже при этом окончательно решиться он так и не мог. Если задуматься, его отношения с Саёко с самого начала были кем-то предопределены. Его позиция так и осталась пассивной, ведь познакомил их между собой не кто иной, как Такацуки. Это он выделил их из всего курса, это он сколотил их троицу. А потом взял себе Саёко, женился, сделал ребенка, развелся. И сейчас предлагает жениться на Саёко ему, Дзюнпэю. Конечно, Дзюнпэй любил Саёко. Даже и спрашивать нечего. Сейчас идеальный шанс связать с ней свою жизнь. Пожалуй, она вряд ли откажется от такого предложения. Тоже очевидно. Но уж слишком все складывается хорошо, считал сам Дзюнпэй. Не задуматься об этом он не мог. Что подводит его к решению? Он по-прежнему сомневался. Так и не в силах решиться. И вот… землю залихорадило.

Когда это произошло, Дзюнпэй был в Испании — собирал в Барселоне материалы для журнала некой авиакомпании. Вернувшись вечером в гостиницу, он включил телевизор и в новостях увидел кадры разрушенного города, клубы черного дыма над ним. Словно после бомбежки. Диктор говорил по-испански, и Дзюнпэй не сразу понял, что это за город. Судя по всему — Кобэ. На глаза попалось несколько знакомых пейзажей. В районе города Асия завалилась скоростная автострада.

— Господин Дзюнпэй, вы, кажется, из пригорода Кобэ? — спросил работавший с ним фотограф.

— Да.

Но домой он звонить не стал. Слишком уж долгим и глубоким оказался разрыв между ним и родителями, чтобы сохранились какие-то шансы на возобновление отношений. Дзюнпэй сел в самолет и вернулся в Токио — к своей обычной жизни. Телевизор не включал, газеты почти не открывал. Заходил разговор о землетрясении — замолкал. Для него все это было отголосками давно похороненного в душе прошлого. Окончив университет, он больше ни разу в свой город не возвращался. Однако возникавшие на экране пейзажи разрушений оголяли незажившую в глубине его сердца рану. Гигантское и смертоносное бедствие незаметно, но кардинально изменило весь стиль его жизни. Дзюнпэй чувствовал отчужденность, небывалую до сих пор. Во мне нет корней, думал он. Вот ни к чему и не тянет.

Рано утром в тот день, когда они договорились пойти в зоопарк, позвонил Такацуки. Срочно понадобилось лететь на Окинаву. Ему устроили эксклюзивное интервью с губернатором этой префектуры. Тот наконец согласился уделить один час.

— Извини, но сходите в зоопарк без меня, — сказал он Дзюнпэю. — Медведь не обидится, если я не приду.

И Дзюнпэй пошел в зоопарк с Саёко и Сарой. Посадив Сару себе на шею, показал ей медведей.

— Это и есть Масакити? — спросила Сара, тыча пальчиком в большого, черного как смоль гималайского медведя.

— Нет, не Масакити. Тот будет поменьше, и морда у него смышленей. А это — дебошир Тонкити.

— Эй, Тонкити! — несколько раз крикнула Сара медведю. Но медведь ее не замечал. Сара посмотрела на Дзюнпэя и попросила: — Дзюн-тян, расскажи еще о Тонкити.

— Вот беда. Если честно, интересных историй о Тонкити мало. Медведь он заурядный. В отличие от Масакити, деньги считать и говорить на человеческом языке не умеет.

— Но хоть что-то хорошее в нем есть?

— Есть-то есть, — сказал Дзюнпэй. — Ты права. В любом заурядном медведе есть хоть что-то хорошее. Да, кстати, забыл. Этот самый Тонтики…

— Может, Тонкити? — нетерпеливо поправила Сара.

— Извини… этот Тонкити умел мастерски ловить рыбу. Он прятался, стоя в реке за скалой, и ловил. А это могут делать только расторопные медведи. Тонкити особо умным назвать нельзя, но рыбы он ловил больше всех остальных медведей. Так много, что всю не переесть. Но по-человечески не говорил, поэтому пойти в город ее продавать тоже не мог.

— Но тут же все просто, — удивилась Сара. — Он мог бы меняться с Масакити на мед. Ведь у Масакити его тоже столько, что не переешь.

— Верно. Именно так. Тонкити подумал точно так же, как Сара. Они начали менять рыбу на мед и лучше узнали друг друга. Выяснилось, что Масакити совсем не задавака, а Тонкити совсем не дебошир. Так они и подружились. Когда встречались, разговаривали о том о сем. Рассказывали друг другу, что знали сами, обменивались анекдотами. Тонкити изо всех сил ловил рыбу, Масакити из всех сил собирал мед. Но вот однажды — как гром среди ясного неба — из реки пропала вся рыба.

— Среди ясного неба?

— Как гром среди ясного неба. То есть внезапно, — пояснила Саёко.

— Выходит, рыба вся вдруг пропала, — огорчилась Сара. — Почему?

— Вся рыба мира собралась на сходку и порешила в ту реку больше не заходить. Еще бы — там живет маститый рыболов Тонкити. С тех пор Тонкити не поймал ни одной рыбины. Лишь изредка попадалась какая-нибудь исхудалая лягушка. Делать было нечего. Что в мире может быть хуже исхудалой лягушки?

— Бедный Тонкити, — сказала Сара.

— И что, его отправили в зоопарк? — поинтересовалась Саёко.

— О, это долгая история, — сказал Дзюнпэй и откашлялся.

— Но, в общем, так оно и было, да?

— И что, Масакити ему не помог? — спросила Сара.

— Конечно, он пытался помочь. Они ведь друзья не разлей вода. Друзья для того и нужны. И вот Масакити решил поделиться медом даром. Тонкити на это ответил: «Так не годится. Не стоит меня баловать». А Масакити сказал: «Мы же не чужие друг другу. Будь я на твоем месте, ты бы поступил так же. Разве я не прав?»

— Точно, — удовлетворенно кивнула Сара.

— Но долго это не продолжалось, — вставила Саёко.

— Долго это не продолжалось, да, — сказал Дзюнпэй. — Тонкити сказал: «Мы должны оставаться с тобой друзьями. Когда один только дает, а второй — получает, это уже не настоящая дружба. Я уйду из лесу, дружище Масакити. Испытаю себя еще раз на новом месте. Встретимся когда-нибудь с тобой, опять станем друзьями». Так они пожали друг другу лапы и расстались. Но стоило Тонкити выйти из лесу, как он, глупый, попался в западню охотника. Так он лишился свободы и очутился в зоопарке.