Про любоff/on - Оксана Робски Страница 27

– Так смешно пошел… Два шага сделал и упал.Представляешь?

Она затушила сигарету о подошву туфли.

– Ритка… – прошептала я.

– Я сойду с ума, – выдохнула Рита и отвернулась.

– Ты в церковь ходила?

– Ходила… Костя во всем виноват. Я же не хотела делатьаборт, ты понимаешь?

– Рита, но ведь он был больной. Он бы мучился всюжизнь.

– Откуда ты знаешь? Ну откуда ты это можешь знатьточно? Я вижу его каждую ночь. И он абсолютно здоров. У него волосы как у меня.

Рита не плакала.

Самое страшное одиночество, это когда даже не хочется плакать.

Когда даже не хочется, чтобы тебя жалели.

Когда понимаешь – есть ты и есть мир. И этот мир не с тобой.Ты – одна.

Ночью за Ритой примчался Костя. Они долго разговаривали накухне. Под утро он уехал. Рита осталась.

Я вышла к ней и молча ее обняла.

– Влад не звонит? – спросила Рита.

– Нет.

– И как ты?

Я пожала плечами. Встала. Включила чайник. Достала изшкафчика чашки.

– Ты думаешь – позвонит? – не то спросила, не топросто сказала Рита.

– Не знаю.

– Ты ждешь?

– Жду. – Я посмотрела на подругу. В ее голубыхглазах, как росинки на цветочном лепестке, выступили слезы. Одна упала. Ритадотронулась до нее пальцем. В уголке голубого лепестка появилась вторая.

Мне самой захотелось плакать.

Как раньше смешивали кровь, мы смешивали наши слезы. Истановились еще роднее и еще ближе друг другу.

Под столом Терминатор грызла новую Ритину сумку.

Мы заснули в Ритиной кровати, все втроем, обнявшись.

Влад позвонил однажды рано утром, и снова мой сонпродолжился наяву.

– Поздравляю с Международным днем семьи! – бойкоотрапортовал он, и я по инерции, спросонья, произнесла:

– Спасибо.

– Не за что. Подарки можно не дарить.

Я захихикала.

– А я уж испугался, что ты в Лондоне.

– Побежал билет покупать?

– Нет, просто побежал. Бежал, бежал – и вдруг думаю: ачто, если ты не в Лондоне? А я, как дурак, бегу? И вот решил позвонить.

– Как твоя предвыборная кампания?

– Отлично. На меня восемьдесят семь тысяч ссылок вИнтернете. Больше только у Мэрайи Кэрри.

– Ты уже начал петь?

– Нет. Пока я только научился говорить. И довольнонеплохо. Благодаря тебе.

– Спасибо. Но ты еще не всегда следишь за собой. Тебенадо работать.

– Вот поэтому и звоню. Мой PR-директор говорит то жесамое. Так что, Даш, как ты смотришь на перспективу поработать со мной еще?

Когда меня учили плавать, столкнув с лодки в воду посредиреки, мне точно так же не хватало воздуха, как и сейчас.

– Ну, если ты обещаешь стараться…

– Обещаю обещать тебе все, что ты захочешь. И кстати,знаешь что?

– Что?

– Я соскучился.

– А я, кстати, нет.

– Ты черствая и бессердечная.

– Выбирай выражения, а то увеличу свой гонорар.

– Ты самая сердечная и… черствый – свежий… самаясвежая.

– То-то.

– Завтра в десять.

– Нет. В пять минут одиннадцатого.

– Отольются кошке мышкины слезки.

– Речисто, да не чисто.

– Целую.

– Пока.

Я открыла рот и визжала минуты три. Пока не кончился воздух.

В дверях стояла испуганная Рита. За ней пряталасьТерминатор.

– Влад позвонил? – догадалась моя подруга.

– Ага.

Следующие три минуты визжала Рита. Когда у нее заканчивалсявоздух, эстафету снова перехватывала я.

Терминатор злилась и лаяла.

Я пригласила Риту вечером в ресторан. Мне хотелось бытьочень красивой. Я накрутила волосы на щипцы и надела новое шелковое платье,которое купила в один из наших с Ритой походов по магазинам.

Международный день семьи был уже совсем теплым.

Ритин любимый ресторан открыл летнюю веранду.

Мы сидели, закутавшись в пледы, и пили мартини, потому что вресторане проходила презентация этого напитка, и девушки в одинаковыхкрасно-белых платьях разносили его бесплатно.

Я заказала салат «цезарь». Мне наконец-то надоело есть дынюс ветчиной.

Рита предпочла вителло-тонато.

На Ритин телефон звонил Костя, но она не отвечала.

– Что он говорит? – Я кивнула на телефон.

– Говорит, что я – истеричка и что я пойму это толькопотом. Но, может быть, уже поздно.

– Ты действительно не хочешь к нему возвращаться?

– Дело не в этом.

Становилось прохладно, и официанты зажигали около каждогостола газовые горелки.

– Знаешь, кто мне снится? – Рита держала в рукахбокал с мартини, похожий на чайку с детского рисунка.

Я удивленно посмотрела на нее.

– Знаю.

– Да нет. – Рита отмахнулась от меня. – Японяла, кто на самом деле мне снится.

Я ждала объяснений.

Красно-белая девушка поставила на наш стол еще пару бокалови унесла пустые.

– Помнишь, мальчик Миша в твоем детском доме?

– Миша? Конечно, помню. Ему нельзя сладкое, испециально для него каждую пятницу я покупаю бананы.

– Ага. – Рита кивнула. – Он не выходит у меняиз головы.

Я улыбнулась.

– Да. Он такой хороший.

– Как ты думаешь, его можно усыновить?

– Усыновить? Рит, ты это серьезно?

– Абсолютно. Я думаю об этом уже несколько дней.

Я представила маленького Мишу у нас дома. Я возвращаюсьвечером с работы и покупаю ему бананы.

– А Костя?

– Костя против.

– Ты и с ним уже поговорила? – Мне сталообидно. – Выходит, я обо всем узнаю последней?

– Зато твой голос решающий, – улыбнулась Рита.

Несколько минут я молчала.