Пространство Готлиба - Дмитрий Липскеров Страница 27

– Это уже третий раз за неделю! – сказала Соня слабеньким голоском.

– Что – третий раз? – не поняла я.

– Подавилась она в третий раз, – пояснил сапер. – Постоянно, когда ест рыбу – давится.

– А я ему говорю – не лови ты больше эту рыбу! Она уже поперек горла стоит!

– А я люблю рыбу!

– А я через нее когда-нибудь умру! – трагично сообщила Соня.

– А вы не ешьте ее, – предложила я. – Пусть сам питается!

– Он заставляет.

– Зачем? – удивилась я.

– Затем, что полезно от щитовидной железы! – ответил Владимир Викторович.

– Да не помогает речная рыба от щитовидки! – вскричала Соня. – Только морская! Сколько раз повторять!

– А кость-то, смотрите! В дверь шкафа воткнулась! – указал сапер.

Мы с Соней поворотили головы и увидели действительно торчащую из дверки шкафа рыбью кость.

– Сейчас вытащу.

С этими словами Владимир Викторович поднялся со стула, прошел через всю комнату и, схватив кость за кончик двумя пальцами, дернул ее на себя. Каково же было наше удивление, когда, вместо того чтобы выдернуться, кость потащила за собой дверь и открыла на четверть содержимое шкафа. И тут я вспомнила, что в нем лежит футляр с руками, про который я так убедительно врала гостям.

– Закройте немедленно шкаф! – сказала я грубо. – Сейчас же!

Владимир Викторович обратил ко мне удивленное лицо, все еще продолжая держаться за кость:

– Да я вовсе не нарочно его открыл. Он сам!

– Закройте же! – настаивала я, надеясь, что никто не разглядел сокрытого в шкафу футляра.

– Хорошо-хорошо! Вы только не волнуйтесь! – замахал руками сапер и медленно притворил дверь. – Уже закрыл. Вот и нечего волноваться!..

Когда опасность миновала, я попыталась исправить неловкость, намекая, что в шкафу содержатся мои интимные вещи, принадлежности, не предназначенные для мужского постороннего взгляда.

– Там кое-что из женского шелка, – пояснила я кокетливо.

После моих оправданий глаз Владимира Викторовича разгорелся бенгальским огнем, и я опять испытала некую радость победы женского начала над мужским. Теша себя мыслью, что даже в таком недвижимом состоянии представляю интерес для противоположного пола, я проводила гостей до дверей с настойчивым предложением сделать чаепитие нашей доброй традицией и встречаться как можно чаще. Гости заверили в своих искренних симпатиях и обязались трижды в неделю навещать меня. Совсем уже на прощание сапер как бы ненароком положил свою ладонь мне на бок, пытаясь протиснуть ее между спинкой коляски и моей спиной к бедру, но я вся напряглась, напружинилась, и ему это не удалось.

– Ой, простите! Всего хорошего! – распрощался Владимир Викторович.

– До свидания, – ответила я и пожала Сонину влажную ладошку.

Наконец наступило настоящее время. Продолжительные моменты оттяжек закончились, и я подкатила к шкафу. Рыбья кость по-прежнему торчала из дверцы, и, потянув за нее, я открыла мебель, откуда нерасторопно выпорхнула на комнатный свет моль, которую я ловко уничтожила двумя хлопками ладош. Бабочка оставила на моих руках цвет дешевого серебра. Я вытянула из шкафа черный футляр.

Какую же из рук мне использовать для начала? – задалась я вопросом. – Лучшего Друга, Лучшую Подругу или Горького?

Буду делать все по порядку, – пришло решение. – Лучший Друг был первым, с него и начну.

Достав из футляра мускулистую руку со сверкающим на безымянном пальце кольцом, я уложила конечность на стол, как было сказано в инструкции – ладонью вниз, и, помолясь, нажала на костяшку между указательным и средним пальцами. Раздался щелчок, как будто обломилась сухая ветка…

Милый Евгений! Милый!.. Вот и ваше письмо подоспело! Уже держу в руках мой ножичек-пилочку для распечатывания корреспонденции…

Целую нежно. Чиркая губами по вашей щеке!.. С наступающим Рождеством Христовым!

Ваша Анна Веллер

Отправлено 27-го декабря

по адресу: Санкт-Петербургская область,

поселок Шавыринский, д. 133.

Анне Веллер.

Дражайшая Анна!

Как меня злит то, что я не могу сорваться с места и запросто приехать к вам! Какая мука оттого, что два человека со схожими судьбами и отношением друг к другу не могут найти даже географической точки пересечения для своих искалеченных тел. Ну да ничего! Есть у нас вместо этого могучее устремление помыслов, и не будем отчаиваться, надеясь на Божественный промысел.

Итак, непременно хочу пересказать вам то, что поведал мне Hiprotomus Viktotolamus после своего смелого заявления, что когда-то, в другой жизни, он существовал человеком и к тому же был Императором Российским по имени Аджип Сандал.

– И с чего мне начать? – спросил жук и сам ответил:

– Начну с самого начала. С рождения. Не возражаете?

Я не возражал.

– Я родился в три часа пополудни под истошные крики павлина.

– Поэтично, – прокомментировал я, но жук не обратил внимания на иронию и продолжил рассказ.

– Е-е-еее! – орала птица, и содержались в ее песне все самые омерзительные звуки, которые когда-либо слышало человечество.

Наш семейный лекарь Кошкин держал меня на ладони и чуть было не плакал в притворном умилении, как будто впервые принял удачные роды. Приподнятый на всеобщее обозрение, я обалдело глазел на собравшихся, растопырив в разные стороны свои согнутые в коленях ножки. Зрачки моих больших черных глаз то и дело закатывались, не в состоянии удерживать фокус, отчего я вздергивал розовыми пятками и потрясывал крошечной принадлежностью мужскому роду. Также я распустил к полу длинную слюнку, которая блестела и дрожала в свете солнечного дня. В самом центре моего еще совсем крошечного тельца, в месте, которое в будущем станет пупком, горел кровью остаток перевязанной кишки, еще несколько мгновений назад связывающей меня с матерью. Павлин по-прежнему неутомимо орал, по-своему воспевая роды. За ним, конечно, отчаянно бегали, пытаясь поймать в огромный сачок, но гадкая птица в последний момент увертывалась и, отпрыгнув на безопасное расстояние, раскрывала торжественный хвост, собираясь продолжить свою свинскую песню. Ловцы в такой момент замирали в параличе и, тараща глаза, смотрели, как тварь открывает свой клюв, высовывая из него тонкий, словно жало, язычок, как широко расставляет когтистые лапы, как набирает грудью воздух…

– Е-е-еее-а! – раздалось наконец.

И хотя этого крика ждали, готовились к нему, но тем не менее всех, и ловцов, и собравшихся при родах, передернуло морозным холодком.