Дочери Марса - Томас Кенилли Страница 27

Она снова спустилась в нижние палаты. Рядом с главной лестницей Наоми мыла солдата, другие тоже были заняты разными делами перед прибытием. Свара из-за очаровавшей хирургов Карлы Фрейд утихла, и все, даже Леонора, решили списать ее на внезапно обрушившиеся события и усталость. Онора, казалось, забыла о своей злости.

Глядя на Наоми, Салли видела, как та изменилась. Впервые в жизни на ее лице проступило уныние. Теперь Салли ей уже не завидовала. Сортировка раненых в первую ночь будто волной смыла с нее былые приглаженность и всезнайство. Доводилось ли ей хоть раз сталкиваться в больнице «Ройял Принс Альфред» с ранением винтовочной пулей? Маловероятно.

Сестры промывали и перевязывали раны солдат перед прибытием в порт. Им хотелось, чтобы сестры береговых госпиталей подивились достигнутому в море. Феллоуз, полковник и два палатных врача, в том числе бледный Хукс, обходя палаты, вновь и вновь проверяли состояние прооперированных — с ранениями головы, груди, живота, культями ампутированных ног, а также солдат, лежащих с переломами на вытяжке. Но капитан «Архимеда» еще несколько часов подыскивал место для швартовки в Восточной гавани, полковник, считая, что задержка не столь велика, поскольку людей доставляли на берег баржами, решил подождать. Салли готовила какао в сестринской ординаторской, когда ощутила характерные толчки — двигатели меняли режим работы, — а затем и грохот опускающейся якорной цепи. Наступила ночь, все оставалось без изменений, и громадное чрево корабля по-прежнему заполняли бормотание раненых и выкрики санитаров.

На пирсе не было видно машин «Скорой помощи», поскольку первым делом приступили к пополнению запасов расходных материалов. Санитары с берега втаскивали на борт тюки эластичных бинтов, ящики йода и марганцовки, соды и перекиси водорода, перевязочных материалов, анестетиков, опиатов, запасных одеял — для мертвых в морге и обретших вечный покой в морских водах. Последние необходимые им предметы обихода.

После доклада о прибытии машин «Скорой помощи» Митчи отправилась на палубу, чтобы управлять потоком раненых, прихватив с собой и Салли. В ночном тумане свет фонарей на пристани отдавал желтизной. Когда женщины вышли на палубу, некоторые ходячие бросились по сходному трапу и, оказавшись на пристани, засуетились между грузовиками и каретами «Скорой помощи», словно ловили такси.

— Хватит! — объявила Митчи.

Другие ходячие, курившие у фальшбортов и ожидавшие разгрузки друзей на носилках, бросали мрачные реплики вроде:

— Черт возьми! Разве так можно?

Вынесли раненых с красными карточками, безмолвствующих на своих носилках, затем поместили носилки в люльки и стали опускать на лебедках. Представшее взору Салли зрелище их погрузки в кареты «Скорой помощи» она воспринимала с граничившим с радостью удовлетворением. В голове пронеслась торжествующая мысль: «И все-таки мы их довезли». Опускаемые лебедкой или по трапу носилки утешали и придавали сил.

Митчи решила, что Фрейд, пока что не требующаяся в операционной, должна сойти на берег и наблюдать за погрузкой. Врачей для этого не было, потому что они не вылезали из палат. Салли смотрела в спину Фрейд и на окутанный туманом трап, а затем, когда медсестра уже сошла на землю, на то, с какой решимостью та заняла место у распахнутых дверц санитарной машины, где скопилась и мрачно замерла на месте довольно большая группа перевязанных раненых и санитаров с носилками. Салли видела, как Карла Фрейд призвала на помощь молодого офицера, и они стали направлять въезжавшие авто, в тусклом свете помогая им развернуться, чтобы те без промедления могли отправиться в город. Приходилось с боем отвоевывать каждый дюйм пространства между прибывающими и отправлявшимися в военные госпиталя города машинами. Какой-то военный полицейский все же решил проявить инициативу — заняв пост, он притормаживал возвращающиеся автомобили до отправления первого в колонне. Не соверши он большего для дела войны и братства, подумала Салли, даже этого хватило бы с избытком.

Когда погрузили последние носилки, Салли спустилась вниз, чтобы ощутить, услышать и вдохнуть запах помещений под гулкой палубой. Она захватила с собой ведро карболки и вместе с другими сестрами начала отдраивать полы. Одеяла аккуратно сложили, а перепачканные кровью и экскрементами простыни собрали в кучи, чтобы сдать на стерилизацию уже на берегу. К резкому запаху карболки по-прежнему примешивался густой тяжелый дух ран.

Они лежали в сонном забытьи в своей каюте, абсолютно не ощущая собственного дыхания, когда их разбудил вежливый, но настойчивый стук в дверь. Полусонная, со своей верхней койки Салли увидела, как Онора в ночной сорочке открыла дверь. Поскольку после передряг последних дней Салли не могла точно назвать ни время, ни день или место. В дверях возникла полностью одетая Митчи. В руках она держала телеграмму для Кэррадайн. Пока Митчи, сощурившись, ждала в дверях, Онора растолкала Кэррадайн.

Разумеется, вскоре новость облетела все каюты. Муж Кэррадайн ранен. Он находится в Александрии — его доставили одним из транспортных судов и поместили у англичан в так называемом Втором Общеклиническом госпитале. Все женщины поднялись и быстро оделись. Из других кают прибежали объятые страхом другие девушки. Кэррадайн была не в себе — ведь сообщение о ранении могло означать что угодно. Но все они были готовы безоговорочно ее поддержать. Леонора поцеловала ее в щеку. Остатки недавней злобы если и витали еще над ними, то теперь окончательно остыли благодаря заботе о Кэррадайн и тому, что где-то на берегу лежал ее раненый и хорошо всем знакомый муж.

Митчи нашла для них грузовик. Во Втором Общеклиническом госпитале, в районе форта Кайт-Бэй, служащий сообщил Кэррадайн, Митчи и еще троим прибывшим вместе с ними медсестрам: да, это и есть Второй Общеклинический госпиталь и лейтенант Кэррадайн в списке помещенных сюда раненых. Но он может находиться где угодно — в любом из четырех или пяти переполненных филиалов госпиталя. Тут уж никто ничего не регистрировал, извинился служащий. Не было времени.

— Госпитали сейчас развертываются повсюду, — жаловался он, — причем без каких-либо предупреждений или сообщений об их местонахождении. Снимают пустующие пансионы, покупают здания у греков и армян. И не ежедневно, а буквально ежечасно. Полный идиотизм.

Кэррадайн стояла чуть поодаль в своей серой форме и с посеревшим же лицом. Под стальным взглядом Митчи чиновник принялся записывать адреса других госпиталей. Митчи взяла список и помахала им, словно векселем. Они вернулись к грузовику. Устроившись на жесткой скамье напротив Кэррадайн, Митчи сказала:

— Ты должна понимать, дорогая, эта телеграмма подписана не каким-то клерком, а британским бригадным генералом. Для меня это свидетельство того, что о твоем муже пекутся на самом высоком уровне. Видно, побаиваются его могущественного отца. Это вселяет надежду.

Они поехали на юго-восток, удаляясь от моря по бульвару в европейском стиле в сторону большого парка, где в глаза им бросилось вычурное здание, изукрашенное затейливым старомодным орнаментом и завитушками, — сейчас реквизированное для военных нужд, над его главными воротами красовалась надпись: «Австрийская женская больница». Они слезли, вошли в ворота и по тропинке отправились на поиски. Сады были полны свободно гуляющих ходячих раненых — куривших, болтавших, делившихся своими историями. Войдя внутрь, женщины представились сидящим за столами британским санитарам. Пока Митчи вела переговоры, женщины заметили случайно проходившую мимо медсестру-англичанку, мельком взглянувшую на них.