Предательство - Карин Альвтеген Страница 28

Она подошла и встала рядом, прекрасно осознавая, что сейчас ему придется показать ей адреса всех, кто писал ему в последнее время.

Он быстро опомнился:

— Я только что проверял, ничего такого у меня в почте нет.

— Посмотри еще раз.

— Зачем?

— Может, только что пришло.

— Но я проверял пять минут назад.

Он раздражен. Раздражен и зол.

Вот это настоящее удовольствие.

— Пять минут назад я говорила по телефону, и соответственно ты ничего проверить не мог, верно?

Он тяжело вздохнул. Всем своим видом показывая, что считает ее крайне назойливой.

— Может, это было восемь минут назад, я, к сожалению, не засекал время.

— Тогда почему ты не хочешь проверить еще раз?

— Да говорят же тебе, черт возьми, что я только-только проверял.

А голос-то — подавленный! Ты напуган и легко выходишь из себя. Знаешь, а ты бы почувствовал себя намного легче, если бы сейчас встал и во всем признался, трус проклятый.

— Дай мне телефон.

— Кому ты собираешься звонить?

— Аннике.

Он протянул ей беспроводной телефон, она нашла номер в телефонном списке на доске над столом. Анника ответила после первого сигнала.

— Это Эва.

— Ну как?

— Он говорит, что ничего не получал.

В трубке воцарилась тишина.

Хенрик сидел как будто парализованный, уставившись на перемещающуюся по экрану змею из колец.

А Эва думала о своем следующем шаге. Улыбнувшись про себя, посмотрела на его затылок и заговорила, превращая каждый слог в боевой снаряд:

— Мне кажется, мы должны дать Линде возможность все объяснить. Я практически не допускаю мысли, что она послала эти письма умышленно, но, если мы не выясним все обстоятельства, пойдут разные слухи. Думаю, нам надо обзвонить всех и вечером в воскресенье провести собрание. Я могу заняться этим, если хочешь.

Она услышала, как мать Якоба вздохнула на другом конце провода.

— Не хотела бы я оказаться на этом собрании в ее шкуре.

Эх, знала бы ты, что это за шкура.

— И я. Вот уж действительно. Но что поделать?

Так она по крайней мере сможет все объяснить.

Хенрик сидел не шелохнувшись, когда они закончили разговор.

Только шея полыхала огнем — снаряды били без промаха.

Этой ночью она заснула мгновенно. Усталость взяла свое, но, помимо этого, вернулось ощущение безопасности. У нее полный контроль над ситуацией. Ей никто не страшен. Все уже предопределено.

План «А» оказался провальным, несмотря на все предпринимаемые в последние годы попытки. Теперь вступает в силу план «Б». Нужно всего лишь кое-что просчитать. Она сама решит — удастся ему сломить ее или нет, выбор за ней. И уж этой радости она ему не доставит. Больше того — заставит его заплатить за свое предательство, и материально, и морально. Это она раздавит его, а когда он поймет, что происходит, будет слишком поздно. И окажется там, где ему самое место.

В полном одиночестве.

Ее разбудил телефонный звонок. Взгляд машинально упал на циферблат будильника. Кто может звонить в 6:07 в воскресенье? Эту дрянь совсем не учили приличным манерам?

Она взяла беспроводной телефон и успела ответить до второго звонка:

—Алло.

Хенрик повернулся к ней спиной и продолжил спать.

Кто-то дышал ей в ухо.

— Алло?

Ответа нет.

Она отбросила одеяло, встала и вышла из спальни. В кабинете закрыла за собой дверь.

— Тебе что-то надо? Тогда скажи об этом, раз уж все равно звонишь и нас всех будишь.

Полная тишина в ответ. И все же она чувствовала чье-то присутствие на другом конце провода.

Она столько всего хотела бы ей сказать. Слова стремились из мрака наружу. Но ей нужно сдерживаться, она не должна признаваться, что все знает. Иначе она утратит власть. И план «Б» провалится.

— Иди к черту!

И она нажала отбой.

Заснуть после этого было невозможно. Она снова залезла под одеяло и какое-то время просто лежала, уставившись в потолок. Аксель во сне подобрался ближе и, теплый, прижался к ней. Она легла на бок и рассматривала его красивое спокойное лицо. И внезапно ощутила страшную тяжесть в грудной клетке. Она несколько раз глубоко вдохнула, пытаясь унять боль, но воздух, не прекращая давить на нее, рвался наружу.

Она легла на спину, и у нее тут же заболела левая рука, боль была такой сильной, что она не могла сдержать гримасу. Не плакать, соберись же! Думай о чем-нибудь, попробуй сосредоточиться на чем-то другом.

Дом. Метр за метром она перемещалась по родному дому, вспоминая каждую ступеньку, скрип каждой половицы. Прикосновение к витой ручке входной двери, уверенные голоса родителей, они зашли к ней в комнату, ступают по деревянному полу и думают, что она спит. Бакелитовый выключатель в старой детской, который надо было обязательно проворачивать дважды, иначе он не срабатывал.

И убийственное знание — воспоминания о родном доме не смогут защитить от приступов отчаяния ее сына, когда тот вырастет. Сколько сил и энергии она потратила на то, чтобы создать для него эту защиту!

А он даже не будет помнить о том, что когда-то они были одной семьей.

Ее поражение непростительно.

Наказание вечно.

Но она не собирается нести его одна.

Эва.

Ее зовут Эва.

Почему она солгала?

Почему пошла с ним домой, допустила к собственному телу, заставила его без оговорок и условий впустить ее в собственную жизнь, раскрыться перед ней?

Он смотрел в потолок, лежа на спине в кровати, и той самой кровати, где они занимались любовью. Где он занимался любовью с ней, а она использовала его, как бездушный предмет. Бесцеремонно проникла в его жизнь, перевернула все в ней вверх дном, украла желание, которое он так долго и бережно хранил.

Она одна из них.

Одна из тех женщин, которые разрушили его семью и отняли у него маму.

Сила, которую она ему якобы дала, в мгновение ока превратилась в уязвимое место, незащищенную брешь, ведущую в самые темные глубины его страха. Страха, побороть который мог только Контроль. Его единственное оружие.

Он физически ощутил приближение навязчивого состоянии. И у него не осталось ничего, что помогло бы ему преодолеть приступ.

Всего несколько часов назад он был таким сильным.