Предание смерти - Эльфрида Елинек Страница 28

Как, наша жертва — женщина? А мы и не заметили! А если и заметили, то слишком поздно! Эта мертвая крестьянка в цветастом рабочем халате и была моей жертвой? Нет! Не может быть! Такая жертва недостойна меня. Зачем же я — все еще пинаю голову этой женщины своими боевыми сапогами? Ни к чему все это! Она ведь уже мертвая! Ясно же, что я уже ничего не могу причинить этому истекающему кровью пугалу. Хоть убей, не могу понять, на что она надеялась, вступая со мной в единоборство. Придется ненадолго опустить со лба на глаза свои не совсем настоящие очки фирмы «Ray Ban», чтобы увидеть, кого это я пинаю. А вдруг она притворяется, эта женщина, и даже после смерти вопьется зубами в мою ногу, она у меня и так болит. Эта женщина готова сожрать даже бьющую ее руку!

Другой. В конце концов, мы представляем культуру движения, когда жалуемся на тяготы жизни и всей тяжестью этих тягот, нет-нет, не всей сразу, обрушиваемся на одних, чтобы потом сразу же пожаловаться на других. Чтобы слиться воедино со всеми этими плавлеными сырками, что бьют в нос из тысяч, из миллионов выброшенных носков. Отвращение, которое мы чувствуем к себе извне, естественно, лишь укрепляет наши контакты изнутри. Движения, возникающие у других, мы пытаемся подавить. Любовники показывают друг другу свои фигуры, мы показываем другим, кто в доме хозяин. Ну и где тут разница? По крайней мере одно возражение уже стучится в нашу дверь: когда вандализм и бесчеловечность входят в привычку, то, возможно, не найдется места даже для нас, соседей.

Простите, что я сейчас попыталась быть доброй. Я только что вышла из антикварного магазина, где запаслась старыми ценностями — новых мне нигде не удалось найти, они везде сразу же расходятся. Рядом был ювелирный магазин, и я запаслась украшениями, неподалеку находился магазин зонтиков, там я купила себе зонтик. В лавке изделий ручной работы я приобрела плед. Нет, выставку вермахта, против открытия которой я отчаянно протестовала и безуспешно добиваюсь ее закрытия, вы найдете на другой стороне улицы!

Другой. Разве и в самом деле есть люди, которые хотели бы заполучить обратно своих дорогих покойников? Эта баба воет все время, что сегодня нет больше ценностей. Да вот же они! Следуйте за мной! Яма на месте, я позабочусь, чтобы вы в нее упали! Хоть убей, не знаю, куда сегодня подевались ценные марки. Вчера у меня еще было несколько, в этом я совершенно уверен. Мой дорогой! Сейчас я наклею одну из них на вас, и вы тут же исчезнете!

Разве та молодая женщина, которую я недавно бросил в реку с бетонным кольцом на шее, сама по себе имеет хоть какую-то ценность? Не думаю. Разве какую-то ценность представляла собой золотая цепь с бриллиантом в форме обрамленного венком сердечка, которую я пытался тайком вывезти из Швейцарии? О, я этого не знал! Вы только следуйте за мной! Что? Там все еще осталось несколько женщин, не желающих оторваться от смертельно бледных уст своих мертвых мужей? Просто уму непостижимо! Следуйте за мной, не за ними! Откуда мы их возьмем, этих мертвецов? Выроем из могил? Об этом не может быть и речи. Пусть этим занимаются другие. Лучше мы послушаем музыку, которая бьет по нашим стылым ушам, как осколки шрапнели. Эта музыка поднимает наш дух. Эта музыка способна оживить мертвых. Но мы этого не хотим, а то они возьмут да и потребуют устроить свою собственную выставку! Кого мы еще недолюбливаем, так это всяких непосвященных, посторонних, которые еще не нашли места для своих могил, не знают, чем укрыться, от кого защититься и в какую музыку закутаться.

Другой. Да нет же да нет же да нет же! Мы страшно любим именно непосвященных! Само собой, мы приближаемся к ним с некоторой робостью. В комнате, где стоит наш телевизор, висит записка: пожалуйста, соблюдайте полную тишину! Ладно, будем соблюдать. Не нарушают они, значит, и мы не станем. И курить не будем, хотя давно ужас как хочется. Ладно, чего уж там. Но вот этот непосвященный все-таки курит. Отлично, тогда закурим и мы!

Другой. Этот негодяй за одну ночь в одиночку расколошматил шестнадцать автомобилей, и теперь страховщики не желают платить! В нашей новой легковушке будет больше места, чем было в старой, которую мы продали вместе с очками резервиста в бардачке. Надеюсь, мы вовремя выберемся из этого новехонького, горящего или плавающего в реке самолета или из тлеющей перлоно-вой ночной рубашки. Может быть, о нас сообщают что-нибудь интересное! Не знаете? Если понадобится, все мы станем непосвященными. Но где тогда окажется наша освященная внутренняя сущность, согревающий нас теплый мех? Зимой ведь без него не обойтись!

Когда возникает какое-нибудь движение, которое побуждает нас к действию, мы в любом случае без боязни в него вольемся. Потому что любим двигаться. Мы только и делаем, что ждем подходящего момента! И наши тела тоже ждут. Мы в любой момент готовы привести в движение и что-нибудь более крупное, сегодня, к примеру, мы сделали это с шикарным подносом, уставленным нарезкой, ветчиной, сыром и колбасой, его только что прикатили из кухни. Видели ли вы что-нибудь более роскошное, если не считать вашего собственного тела?

Другой. Вдруг сказалось, что наша группа по большей части состоит из инакомыслящих и отщепенцев! Непосвященных, то есть! Раньше нам не позволяли ими быть, поэтому мы стали ими теперь, причем основательно. Мы все должны стать отщепенцами, все без исключения! Мы выбрали в каталоге именно эту модель, так как действительность сквозь нее мы видим такой, какой хотим, — ограниченной. Модель совсем недорогая. Вы и сами можете смастерить ее! Задурманьте себе мозги, закройте чем-нибудь глаза, можно даже бревном вместо соринки или куском картона, картон тоже сгодится, только не слишком брызгайтесь слюной, когда будете ораторствовать. Если хотите унизить как следует свою жертву, обесценить ее, введите свою карточку вот в эту щель. Можете даже ввести туда свой член, если под рукой нет ничего стоящего, только поторопитесь, контролер уже стоит у двери, и вас от него отделяет лишь дуновение святого духа!

Другой. Нужны еще какие-нибудь советы? Вот кредитная карточка для путешествий, я выторговал ее вон в том киоске, легко и просто. Говорят, Иисус Христос выгнал торговцев из храма. Но и я без труда делал покупки, не платя наличными.

Другой. Я думаю, на следующем этапе наши преступления будут совершаться так, что нарушением нормы уже станет не убийство и уничтожение людей, мы, случайно будучи гражданами распавшейся Югославии или какой-нибудь другой ужасной страны, и так прикончили почти всех. В известных обстоятельствах, когда они, эти обстоятельства, вдруг утрачивают устойчивость, люди заходят очень далеко. Аж до самой Африки. А мы где сейчас находимся? Не зашли ли и мы слишком далеко? Вовсе нет, мы в стороне, мы посторонние, неважно, где мы были до этого. Что это сегодня утром положили нам перед дверью, кое-как завернутое в газету? Оно еще шевелится! С него что-то капает! Неужели у кого-то проснулась совесть, и он перевел эту газету, которую мы с трудом разгладили, чтобы прочитать о своих долгах, на наш почтовый адрес, хотя мы никого об этом не просили? Во всяком случае, приятно после затянувшегося коллекционирования собрать в одну кучу столько совести.