Погребальный поезд Хайле Селассие - Гай Давенпорт Страница 28

Мистер Чёрчъярд разобрал про лошадь, которой луна надоела и про сову, у которой были числа. Припев вообще звучал по-лопарски. Одна рыбка и другая, и корзиночка с травой.

Когда песня закончилась, мистер Чёрчъярд склонился в признательном поклоне. Где же он слышал эту мелодию — на концерте народной музыки? На рынке Роскильде? И не видел ли он самого тролля, поразительно замурзанного, в лохмотьях и синей фуражке на причале Нюхавна?

И тут тролля не стало — только травяной покров, да влажный зеленый запах леса, да тиканье его собственных часов.

То, что Бог есть, Сократ полагал с честной неуверенностью и глубоким чувством. Мы тоже верим, рискуя точно так же, запутавшись в том же противоречии неуверенной уверенности. Только неуверенность теперь иная, ибо абсурдна, а верить с глубоким чувством в абсурдное и есть вера в Бога. Знание Сократа, что он не знает, — высокий юмор по сравнению с чем-либо серьезным, вроде абсурда, и глубокое чувство Сократа к экзистенциальному — первоклассное греческое остроумие по сравнению с жаждой верить.

Нат Пинкертон, частный детектив, конкой, пешком и на лифте прибывает в свое агентство в Нью-Йорке. Стоит ему вручить котелок, перчатки и трость посыльному, как заместитель представляет ему клиентку.

— Дело мое, — без предисловий объясняет клиентка, дама из верхних слоев среднего класса, — таково, что ни о чем подобном вы никогда не слышали. Муж мой играет на фаготе в Духовом Оркестре Пожарных Девятнадцатого Участка. Наш повар — ирландец. У меня слабость к изящным вещицам.

Нат Пинкертон зажигает сигару, внимательно слушает, время от времени делает пометку карандашом.

— Я все понимаю, — говорит он.

— Картофельное рагу, — говорит она, — разлетелось, вы понимаете, от линолеума гостиной до самого пожарного выхода.

— Предчувствий у вас не было? Вы ничего не подозревали?

— Супница разбилась на бесчисленные осколки прямо на моих глазах.

Она уходит. Детектив отдает распоряжения заместителю. Заместитель, переодетый брокером с Уолл-Стрит, уходит с дробовиком и ищейкой.

Детектив пишет письмо. Приклеивает почтовую марку с изображением генерала Джорджа Вашингтона, стоимостью три сантима. В обратном адресе подписывается псевдонимом.

Он любуется своим кабинетом. Над паровым радиатором висит портрет Моцарта. На столе, покрытом турецким ковром, — фонограф Эдисона, электрический вентилятор, фаянсовый бюст с френологической разметкой, стереоптикон, револьвер, фонарь, бестеневая лампа Арганда. [161]

Ближе к полудню, когда утренняя работа завершена, он прогуливается по Бродвею до хорошо оборудованного ресторана. Заказывает andouilette, [162]немного салата и полбутылки сотерна. Кофе он пьет на террасе, делая пометки в записной книжице.

После еды он отправляется на свою обычную прогулку. По привычке мысленно фотографирует всех встречающихся на пути людей. Любой, знает он, — потенциальный преступник. Проспекты — нескончаемый спектакль. Индейцы с Равнин, трапперы из Канады, английские туристы, которых легко опознать по моноклям и скрученным в трубочку зонтикам, сенаторы из столицы, за которыми слуги-негры несут книги законов и судебных приказов, актрисы несравненной красоты, лениво развалившиеся в экипажах, Джон Джейкоб Астор, [163]выглядывающий из окна своего особняка.

Он замечает, что его утренняя клиентка сидит в Центральном Парке.

Он срывает маску с известного анархиста, пытающегося сойти за няньку с коляской. Проворно он пересекает улицу, дуя в полицейский свисток и одновременно повергая анархиста наземь одним ударом своей мощной руки.

— Воздержитесь, сэр, — кричит полицейский, прибывая на место происшествия. — Не полагается бить уважаемых нянек на проспектах Нью-Йорка!

— Дурак! — отвечает ему Нат Пинкертон. Неужели вы не видите, что это — Осип Пржвинщзкий, пресловутый анархист из Парижа, Франция?

Подняв из коляски младенца, он распеленывает его, чтобы наглядно показать, что в действительности это пачка динамитных палочек, обернутая запальным шнуром.

Вскоре после этого он заходит в книжный магазин выбрать томик для своего послеобеденного чтения. Останавливается на «Путешествиях» Капитана Уилкса. [164]

Дважды на обратном пути в агентство в него стреляют подлые бандиты, чьи карьеры он успешно расстроил. Как всегда, промахиваются. Детектив часто посматривает в зеркальце на шляпе, проверяя, кто идет за ним следом. В своей табачной лавке он покупает коробку сигар Джона Раскина и последний номер «Геральд Трибьюн».

На углу Сорок Второй Улицы и Авеню Кристофа Коломба один из его оперативников, переодетый банджоистом из Луизианской Покупки, [165]пускается отбивать чечетку, распевая «Я люблю арбузы аж нет сил», одновременно sotto voce [166]и уголком рта докладывая, что убийца, зарубивший топором шестерых человек, которого Полиция Метрополии тщетно разыскивает, сейчас через дорогу покупает баклажан и немного эндивия.

Детектив подлетает к преступнику, оглушает его дубинкой и свистит в свисток.

— Я что, всю работу за вас делать должен? — ядовито осведомляется он у отряда полицейских, резво прилетевших в черном воронке.