Кошка Скрябин и другие - Марианна Гончарова Страница 28

Ветеринар – профессия сейчас очень популярная. Фима всегда много работал и соответственно много зарабатывал. И у него все было хорошо. Только с личной жизнью у Фимочки было плохо. Нет, ну сами посудите: приходит к нему в гости девушка, нарядная, в туфельках на шпильках… А ведь издалека Фимин дом производит неизгладимое впечатление – прекрасный коттедж, лужайка, фонтанчики, бассейн… «Ах-ах», – думает девушка. «Ну-ну», – думаем мы. Ведут гостью через большой двор, и ее облаивают со всех сторон две огромные собаки и целая гроздь маленьких. Мол, че пришла? Еще и с пустыми руками!.. Ну ладно, дальше. «Ах-ах» сменяется на «ой-ой» и «ф-ф-фу-у-у-у-у» – вступила туфелькой там во что-то в траве. Фима извиняется, усаживает гостью в глубокое мягкое кресло в гостиной и просит подождать, пока он туфельку вымоет и вытрет… Ладно. Садится поглубже, оглядывается. И тут к ней на колени, на ее розовое платье, бесшумно и нагло взлетает истинное чудовище – голый котик Мустафа и очень не по-нашему – не мило и скромно, а оглушительно и беспардонно – начинает трещать и исступленно топтаться, выпуская коготки. (Голый – в смысле совсем без шерсти, сфинкс.) А другому голому котику Абдулле в это время обидно, почему Мустафа один развалился на коленках красавицы и ей песенки поет про черные глаза, такая девушка-цветок, да продлит Аллах дни ее жизни, пусть бы уже поселилась тут и давала бы еды побольше, а не как Серафим, взвешивая чуть-чуть на весах, жадный шайтан, э! И в надежде получить и свою долю благ Абдулла тоже ползком-ползком, аккуратно ставя лапочки, передвигаясь медленно по сантиметру, в мелких там и сям кустиках волосков, морщинистый и длинный, с крысиным хвостиком, тоже заползает к девушке на ручки. А потом и шотландский вислоухий бархатный, но строгий котик Сидни степенно вскакивает и рычит ревниво, мол, брысь, периферия, понаехали, панимаэшь, – ступить некуда. А ну-ка пхшхэ-э-э-э-эш-ш-ш-шли во-о-он отсюу-у-у-у-удова!!! Словом, мало того, что девушка, видимо, не очень любит всяких котиков, тем более таких экзотических, и уже откинулась на спинку кресла, и зажмурилась, и руки в отвращении подняла вверх, и поскуливает, так у нее еще на личных ее коленках эти самые трое иноземцев, двое из которых худые и противные, похожие на червяков, а один толстый, с пришитыми к голове ушами, тяжелый и мордатый, устроили потасовку с шипением и воем. Драка привлекает внимание сибирской белки Сократа. Он выбирается из клетки, усаживается девушке на плечо и как заправский болельщик азартно верещит, стрекочет и подначивает: «Давай, бей! Бей справа, я тебе говорю!..» И при этом держит в лапах и обгрызает кусок тыквы, оставляя на платье гостьи яркие развесистые следы своей здоровой жизнедеятельности. Визг девушки, вой котов и стрекотанье белки привлекают внимание двух австралийских попугаев – розелл. Они, как две носатые сутулые престарелые матроны-сплетницы в облезших перьях, усаживаются напротив на спинку другого кресла, как в партер театра (а иногда и прямо на прическу девушке), чтобы азартно понаблюдать, как в этот раз выкрутится новая гостья.

Из-под дивана на суету вылезает сонный индонезийский варан Юрик и недоуменно, но порицающе глядит своими крокодильими едкими глазами, медленно перебирая чешуйчатыми когтистыми лапами и плотоядно водя острым длинным языком.

А однажды Серафим отобрал у уличных бармалеев-фотографов умирающего хамелеона. И когда вылечил его и поставил на ноги, верней, на лапы, то и Мадагаскарский – так его назвали по месту рождения – не брезговал являться на смотрины, пристраиваться к котам и принимать цвет девушкиного платья.

Словом, когда Фимочка как принц входил в комнату с отмытой туфелькой, девушка уже мечтала оказаться где-нибудь подальше и брезгливо попискивала и постанывала:

– Уб-ри… уб-ри это все с меняа-а-а-а… Фу-у, гадость!..

Фима аккуратно, не торопясь, чтобы не испугать животных, обирал с гостьи котиков, белку, попугаев, хамелеона, уносил на балкон Юрика-варана. А девушка вскакивала и неслась к воротам. И Фима уже ей вслед заботливо кричал:

– Осторожно ступай!!! Там Левочка! Ты что, не видишь?!

– Какой еще Левочка?!

– Полоз! Зме-е-е-ейка…

Полутораметровый, напуганный топотом девушки Левочка, сиротливо всхлипывая, обвивал хвостом Фимину руку и прижимался желтым животом к груди хозяина, ища утешения и приговаривая, что он занесен в Красную книгу государства Казахстан, а к нему тут с таким неуважением, чуть не затоптали. Черепахи же Фимины никогда не успевали на скандал и путались под ногами девушки – только уже у самой калитки.

Минимум раз в месяц соседи нашего квартала наблюдали картину побега очередной Золушки из дворца. У нас в семье даже игра такая была.

Смотрим, из-за поворота появляется Фимкина машина – он галантно открывает перед очередной претенденткой дверцу, подает руку, сначала показывается ножка, потом вся прелестница, входят во двор, дальше нам не видно и не слышно. И, продолжая глядеть в окно, мой сын начинает тихонько:

– Бом-м-м-м! Собаки… Бом-м-м! Коты… Бом-м-м! Попугаи, Сократ… Бом-м-м! Юрочка пошел и… р-р-раз – Левочкин выход!

На Левочке – самое позднее минут через семь – красотка с причитаниями и проклятиями вылетает из Фимкиного двора и несется вниз по холму, подальше от этого чокнутого ветеринара и его зоопарка.

У нас у всех сложилось впечатление, что Фимкины питомцы специально испытывают будущую Фимочкину невесту. Мало того что она должна нравиться Фиме, главное – она должна понравиться им. И только с их согласия в дом сможет войти и жить женщина.

Кто-то ему посоветовал – а если точнее, то мы, – чтобы он девушку к себе сразу не вел, а готовил постепенно… Ну в ресторан там, на дискотеку… А лучше, чтоб вначале вообще позвал ее куда-нибудь к морю или в горы – поухаживать красиво, а главное, узнать ее получше и намекнуть, мол, что он не один живет, а с… ну, родственниками… Нет, не с мамой-папой, но тоже с очень близкими и родными…

И весной Фима вдруг встретил Наденьку, ну прелесть, ну умница что за девушка. Мы просто дыхание все затаили – так нам хотелось, чтобы Наденька за нашего Фиму замуж вышла.

Ну, для начала, после знакомства, ухаживаний, театра и нескольких ночных клубов, он, чтобы подтвердить серьезность намерений, пригласил Наденьку отдохнуть в Турцию. Там, в шикарном турецком отеле, он собирался открыть Наденьке правду о своей профессии и о тех, с кем ей предстоит жить. И в случае ее благорасположения предложить руку и сердце.

Он оставил свою усадьбу на нас, таких же любителей хвостатых, пернатых, тепло– и холоднокровных, и отправился устраивать наконец свою личную жизнь.

И в его отсутствие у нас, конечно, случилось.

Когда как-то утром я пришла покормить все Фимкино семейство, убрать за ними и выгулять собак, прямо с неба на меня свалилось нечто маленькое и пушистое. А именно – птенец. И свалилось прямо к моим ногам. К ногам, у которых как раз кружили все Фимкины кошки, собаки, земноводные и смешливая белка Сократ.

Гнезда его мы найти не смогли, а если бы посадили на дерево, он бы опять грохнулся, и вряд ли опять так удачно. Сначала я его подпихивала легонько: а вдруг полетит? Но он величаво и нахально развалился на моей ладони и улетать никуда не собирался. Собственно, это и неудивительно. Он уже прилетел, куда ему надо: скорей всего, ему рассказали, что есть такой Серафим, который подбирает всех маленьких потерявшихся зверей и птичек. Подбирает и с радостью набрасывается на нового питомца – выхаживает, кормит, поит, воспитывает, дает обязательное начальное образование, обучает музыке, языкам, ОБЖД, то есть основам безопасности жизнедеятельности, и уже потом как получится. Или отдает в хорошие руки таких же сумасшедших, или выпускает в жизнь, или – что чаще всего – оставляет у себя.