Бульон терзаний - Ольга Лукас Страница 28

Напротив стола появился (а может, Владимир его со страху просто не сразу заметил) тяжелый деревянный табурет. Режиссер присел.

В это время раздался звонок стационарного телефона, висящего на стене, за спиной у заведующей. Та привычным жестом сняла трубку, поднесла к уху, сказала, что слушает.

Трубка пробулькала что-то гневное.

– Позовите его, – приказала Евлампия Феликсовна. Владимир вцепился в табурет: сейчас кого-то позовут, и крышка ему. Ну, если удастся выбраться…

– Так, ты почему грубишь Марье Петровне? – тем временем грозно вопрошала заведующая. – Что значит – тупая? Не смей так отзываться о старших. Она – неэрудированная. Значит, расскажи ей про фараонов, а не груби. А вот так. Извинись и расскажи. Ты завтрак весь съел? А если подумать? А если еще подумать? А почему? Ты хочешь летом в турпоход? А ты хочешь, чтоб тебя со скалы ветром сдуло? Тогда – ешь. Через «не хочу». Компьютер выключи и уберись в своей комнате. Я так сказала. Все, позови Марью Петровну. Да, Марья Петровна. Он сейчас все сделает. Конечно. Звоните мне в любое время.

Она повесила трубку и пояснила:

– Внук, понимаете. Пока я была в отпуске, от рук отбился. Няню не слушается. Но вернемся к вам. Расскажите-ка мне про этот спектакль поподробнее. Все произошло у меня за спиной. Я приезжаю, и выясняется, что тут готовится какое-то выступление. Когда я уезжала, был разговор о тим-билдинге.

– Тут я вам мало помогу, – сыграл смущение Владимир, – это все в компетенции начальства. Могу рассказать то, что знаю я.

– Да-да, это я и хочу услышать.

Владимир положил руки на колени, как пай-мальчик, и, ничего не утаив, рассказал о пьесе, о кастинге, об артистах. Евлампия Феликсовна внимательно слушала и делала пометки в конторской книге. Казалось, что мужчина на портрете тоже слушает. И тут раздался новый звонок.

Заведующая прервала Владимира и сняла трубку.

– Слушаю тебя. Да. Ты позавтракал? А если по думать? Опять вывалил кашу в миску Франц-Фердинанду? А ты хочешь летом отправиться в морское путешествие? Хочешь? А если тебя ветром сдует с палубы? Тогда ешь! С собакой погулял? Выключи телевизор и пропылесось палас в гостиной. И перед Василисой извинись. Она не обязана интересоваться политикой. Я все сказала. Целую.

– Еще один внук, да? – заискивающе улыбнулся Владимир.

– Муж, – коротко ответила Евлампия Феликсовна и кивнула на портрет строгого мужчины. – Пока я была в отпуске, отбился от рук. Требует, чтобы медсестра, которая делает ему уколы, разговаривала с ним о международной обстановке. Ну, продолжайте.

Владимир продолжал.

– Значит, спектакль, – подытожила заведующая, когда он закончил. – Мне, по правде, эта идея нравится больше, чем какой-то сомнительный билдинг. Я навела справки об этих тренингах… И о вас тоже. Как я понимаю, ваши заслуги перед отечественным кинематографом изрядно преувеличены? Не тушуйтесь, это останется между нами. Я все понимаю, без саморекламы сейчас никуда. Объясните лучше, что вы сами хотите для себя извлечь из этой истории – кроме денег, конечно?

Владимир задумался. Что он хочет получить от спектакля? Опыт? Впечатления? Надо еще умудриться ответить так, чтобы понравиться этой женщине. И вдруг его понесло:

– Сначала я ничего не ожидал. Думал, вообще не получится. Потом посмотрел на людей, и мне показалось… что мне есть чему их научить, но им тоже есть чему меня научить. И через это взаимодействие мы все вместе… мы создадим… – Он растерялся.

Евлампия Феликсовна сидела напротив, и на лице ее не отражалось никаких эмоций.

– Ладно, создавайте, – вдруг разрешила она. – Да, в этом есть какая-то идея. Я, знаете, очень не люблю имитацию деятельности. Но тут чувствуется здравое зерно. Я распоряжусь, чтобы с вами заключили договор на эти три месяца. Вы приняты.

Она сняла трубку, не оборачиваясь, нажала несколько кнопок и коротко сказала: «Договор с Вилениным надо подготовить. До конца недели».

– Так, – вернувшись к Владимиру, продолжала она, – завтра принесите все необходимые для оформления документы. Я вам сейчас напишу перечень.

– А вы, кстати, не хотите поучаствовать в нашей самодеятельности? – решил схулиганить Владимир, – есть отличная роль. Такая, как бы вам сказать… Словом, Хлестова, свояченица Фамусова.

– Та, что ехала с Покровки и вся растряслась? С арапкой и собачонкой? – уточнила заведующая, не отвлекаясь от списка документов.

– Та самая, – кивнул приятно пораженный Владимир.

– Почему бы и нет? Что ж, могу сыграть. А то у меня за спиной спектакль затеяли, а со мной не посоветовались. Даже не спросили, хочу ли я в нем участвовать!

– Вы украсите! Вы его украсите! – прижимая к груди перечень необходимых документов, кланялся Владимир, отступая к двери.

Он выскочил в предбанник. Там уже переминался с ноги на ногу печальный Горюнин. Обменялись приветствиями.

– Вы не знаете, – тихо спросил Горюнин, – муж ей не звонил еще?

– Звонил.

– Ну, хорошо. После разговора с мужем она всегда на несколько часов добреет, – доверительно сообщил Горюнин. И исчез в кабинете с надписью «Заведующая».

Владимир спустился вниз, изучил список документов, который составила для него Евлампия Феликсовна. Ничего особенного. Все это у него есть, лежит дома, в отдельном конверте.

– Ну вот, Ниночка, я и отстрелялся, – лихо объявил он, подходя к столу секретаря.

Нина разговаривала по телефону. Она прикрыла рукой трубку и сказала:

– Теперь к Петру Светозаровичу зайдите, пожалуйста. Владимир снова встревожился. Что теперь от него потребуется? Укротить саблезубого тигра?

В кабинете директора было полутемно и прохладно.

– Ну, как вам Евлампия Феликсовна показалась? – спросил он Владимира.

– Вопиющая… я хотел сказать, выдающаяся женщина.

– Нет, она у нас не вопиющая. Никогда не повышает голос. Иногда думаешь: ну крикни на меня, ты ведь женщина! Крикни! Сразу легче станет. Не кричит. Сидит и смотрит. Эфа. Такая змея есть ядовитая. Мы ее так меж собой зовем – Эфа. По инициалам. Е-Фэ. Так чем дело у вас кончилось?

– Сказала кому-то, чтоб договор со мной заключили. И согласилась на роль Хлестовой, – коротко отчитался Владимир.

Петр Светозарович подошел к окну и медленно перекрестился на видневшиеся вдали купола церкви.

– Ну, теперь будет спектакль, – выдохнул он, – теперь без проблем. Вы, Владимир, у нас – миротворец.

Мы эту всю историю закрутили у нее за спиной, я очень боялся, что Эфа не одобрит. Подумал: вы человек посторонний…

– …вас не так жалко, – докончил за него Владимир.

– Вот-вот, – покивал директор, потом резко тряхнул головой: – Да нет, вы не так поняли.