Эндерби снаружи - Энтони Берджесс Страница 28

— Правда? Он вам так сказал?

— Дайте мне посмотреть. — И мисс Боланд, неумело, подобно всем женщинам, обращаясь с газетой, раскрыла «Ивнинг стандард». Тихая заводь коротких объявлений, комиксов и кроссвордов сменилась в шуршащей суете решительно ужасающими известиями на первой странице. Вот так вот. Эндерби все это вдохнул, как озон.

— Ох, — охнула женщина. — А я и не видела. Ох, ужас, ох, я вам скажу.

— Да, — подтвердила мисс Боланд. — Ужас.

Визгливый транспарант объявлял о выстреле в Йода Крузи. В час триумфа. В присутствии премьер-министра. В покушении подозревается официант. Крупный размытый снимок Йода Крузи с растянутым, как дыра в бублике, ртом, только не указано, застреленном или просто поющем. А еще фотография ошеломленного премьер-министра, найденная, вероятно, в архивах. Слава богу, ни единого изображения подозреваемого в покушении официанта. Однако мисс Боланд живо читала. Эндерби понял — сейчас или никогда. Дотянулся через жену мужчины с презервативами и рванул. Газета не порвалась, а досталась ему целиком.

— Очень важное обозрение, — сказал он. — Книжная страница, книжная страница, — шурша и листая. — Ох, как глупо с моей стороны. В другой день книжная страница. — И, будто номер без книжной страницы оскорблял литератора, скомкал в шар «Ивнинг стандард».

— Это уж слишком, — заметил мистер Мерсер.

— Скотина невоспитанная, — сказала женщина. — И бедный парень умер.

— Пока нет, — неблагоразумно поправил Эндерби. — Еще не умер.

— Хогг, — провозгласила мисс Боланд.

— А? — Эндерби с горьким восхищением посмотрел на нее. Значит, он был прав; всегда знал, что так оно и будет.

— Хогг. Пуэрко. Вот почему вы бежите.

— Она с ума сошла, — объяснил Эндерби мистеру Мерсеру. — Я пошел в уборную. — И принялся разворачивать, разглаживать газету. Фамилию Хогга она уже видела, теперь можно только настаивать, что он не Хогг. Бессмысленно скрывать факт розыска Хогга, чтобы он помог полицейскому следствию. Если то есть человек не Хогг. А он нет, о чем ясно сказано в паспорте. Эндерби чуть не вытащил паспорт, но поспешная попытка доказать, что он не Хогг, выглядела бы чересчур подозрительно. Масса народу не Хогги, однако не лезут сейчас же показывать паспорта в доказательство.

— Полиция, — сказала мисс Боланд. — Отправьте по радио сообщение в аэропорт. Это он сделал. И поэтому убежал.

— Я к этому никакого отношения не имею, — заявил Хогг, изображая усталость.

— Все время говорил, что ненавидит поп-певцов.

— Неправда, — возразил Эндерби. — Я только говорил, что не обязательно видеть во мне врага поп-искусства.

— Зависть, — заключила мисс Боланд. — Плохой поэт завидует хорошему. А что вы недавно про пистолет говорили? Я вполне уверена, мне не приснилось. — Теперь она выглядела спокойной, сияющей, хоть и тяжело дышала.

— Я вот вам дам, плохой поэт, — пригрозил Эндерби, готовясь закричать. — Если в его книжке есть что-то хорошее, то лишь то, что украдено у меня. Сука. Плагиат. Надеюсь, он умрет, ибо вполне заслуживает смерти.

— Слушайте, — сказал мистер Мерсер. — Не надо нам никаких неприятностей, правда? Круиз должен доставлять удовольствие, вот что. Перестаньте вы оба кричать во все горло. Если надо о чем-нибудь позаботиться, я позабочусь, идет?

— Если нет, я сама, — пообещала мисс Боланд. — Впрочем, в любом случае. Он убил его, тут нет сомнений. И все равно что признался.

— Кто это «сука»? — запоздало спросила жена мужчины с презервативами. — Кого он сукой назвал? Потому что, если я имелась в виду…

— Я пошел в уборную, — объявил Эндерби. Мистер Мерсер не пробовал остановить его, а фактически пошел следом. Скомканная «Ивнинг стандарт» каким-то путем дошла до мисс Келли. Она по слогам читала первую страницу, придерживая реакцию, пока все не усвоит. У самой двери в уборную мистер Мерсер спросил:

— Что это с ней там происходит? Рехнулась, или что?

— Сексуальные проблемы, — объяснил Эндерби. — Я ее авансы отверг. По-моему, неприлично, когда у меня в Марракеше мать умирает.

— Слушайте, — без всякого сочувствия сказал мистер Мерсер. — Вы вообще не имели права лететь в этом самолете, как вам отлично известно, и я чертовски жалею, что вас сюда пустил. Подпольная сделка, и, думаю, мне это будет уроком в подобных делах. Теперь она вас называет опасным преступником, по-моему, бред собачий. Вы же никого не убили?

— У меня хватит проблем, — веско заявил Эндерби, — когда мать умирает.

— Ну и ладно. Я ее успокою, скажу, сам все сделаю. Полиция и прочее. Клиенты должны быть довольны, записано в правилах. Ну, до Марракеша уже недолго, поэтому я вам скажу, что с вами сделаю. Вы исчезнете первым, понятно, потому что я вас выпущу.

— Большое спасибо, — поблагодарил Эндерби.

— Остальных придержу, дам вам время убраться. Не хочу, чтобы она опять завелась, вопила об убийстве, волновала других дураков, — откровенно признал мистер Мерсер. — Поэтому найдете три такси, специально заказанные для тура. Везут одних в отель «Марокко», потом возвращаются за другими. Сядете, скажете водителю, чтоб отвез вас куда пожелаете, потом отправите его обратно в аэропорт, ладно? Вам ехать далеко?

— Рядом с тем местом, где всегда останавливался Уинстон Черчилль, — с внезапным вдохновением сообщил Эндерби.

— Значит, недалеко. И на этом, — заключил мистер Мерсер, — все кончится, для вас, для меня, для всех прочих, кто к этому причастен. Понятно?

— Меня вполне устраивает, — одобрил Эндерби.

— Тогда заходите-ка лучше. Слушайте, видно, она собирается требовать немедленных действий. Суммарное наказание и все такое прочее. Вы попали в кровавый поток. Уверены, что ничего плохого не сделали?

— Я, — возмутился Эндерби, — когда мать у меня умирает?

— С виду, в любом случае, не похоже. Идите. Если еще кто-то захочет зайти, скажу, пускай терпят до Марракеша. Хорошо бы, — с полной откровенностью признался мистер Мерсер, — в глаза никогда вас не видеть, будь я проклят. — Эндерби повесил голову. — Загадочная тяга к женщинам, да? Ну, идите, закройтесь.

В уборной было лучше, милый временный мир и покой. Эндерби слышал только моторы, кроме краткой фазы отчаянного воя мисс Келли. Должно быть, она оплакивала подстреленного Йода Крузи. Потом, видно, пережила.

Мята, мята, мята. Слишком легко в голову приходила мысль, что, хотя служащий визового отдела взмахом руки пропустил его, крикнувшего: «Ma mère est mortellement malade» [84], — хотя головное такси ловко перед ним открылось при упоминании monsieur Mercer [85], он обречен на плаху. Солнце прошло по небу почти полпути, но стояло еще высоко над Регуло Марк, 4; кругом сплошная мята. В памяти заклубилась предпринятая однажды попытка зажарить в газовой духовке миссис Мелдрам ножку жирного новозеландского барашка. Ножка вытащилась не совсем готовая, пришлось варить из нее похлебку. С похлебкой фактически не ошибешься. Впрочем, снялось много жира. Водитель, как понял Эндерби, мавр, дымился под мышками, как похлебка, нет, скорей, как шотландский бульон в банке. И к тому же окуривался, — такси представляло собой самокрутку, разившую благородными травами, правда, может быть, наркотическими. А еще шофер вращал глазами. Скоро, думал Эндерби, наступит момент расставания с паспортом Эндерби. Скоро мисс Боланд откроет полиции клички. Нельзя быть ни Хоггом, ни Эндерби. Непотребный внешний мир с большим успехом лишает его всего. Кроме таланта, кроме таланта.