Кто ты, Гертруда? - Лиза Ахси Страница 28

Бабушка Наташа жила в своем доме, объединенном общим двором, с еще тремя домами. Там у Эл появились подруги, сестры Кныш, ровесницы Эл, из их общего двора, которые потом познакомили Эл, с остальными ребятами бабушкиной улицы. Девочки говорили и на русском и на украинском языке, так что к концу каникул, Эл свободно понимала соседских ребят, лузгая семечки прямо из подсолнуха, теплыми, летними вечерами, а вернувшись к себе домой, иногда переходила на украинский язык, чем вызывала восторг у ташкентских друзей. И еще долго, не могла потом избавиться от «Шо цэ таке?»

Каждый день Эл ходила с мамой на Днепр, который протекал в пятнадцати-двадцати минутах ходьбы от дома. Мама очень быстро научила Эл плавать, во-первых, потому что сама была плавчиха, во-вторых, потому что, как считала мама, и небольшое течение помогало, да и сама она любила поплавать, не боясь «намочить волосы и испортить прическу», так что с удовольствием плескалась в воде вместе с Эл «до синих губ».

Как-то вечером, пришел с работы дядя Витя, родной брат папы, отправил Эл смотреть телевизор, а сам закрылся с бабушкой и мамой на кухне. В этот день разбились самолеты над Днепродзержинском, и дядю «кинули на расчистку». Эл подслушала эту фразу, ничего не понимая. В одном из самолетов разбилась команда футбольного клуба «Пахтакор» из Ташкента. Годами позже, Эл часто проходила потом мимо памятника команде, около Спорткомитета Узбекистана в Ташкенте. А тогда, в далеком семьдесят девятом, ей было невдомек, почему дядя Витя каждый день приходил очень уставшим и мрачным, и за ужином рассказывал маме и бабушки, какие-то новые подробности, которые нельзя было слушать Эл. Она теперь думала, какого было маме, ведь им предстояло еще лететь домой. Сама же она, выдворяемая из кухни, посмотрела весь телевизионный фильм «Тени исчезают в полдень» на украинском языке, навсегда запомнив название «Тини зникають опивдни».

Эл стояла в воде по шею. Она взяла очки в руку, и опустила голову под воду. По голове «побежали мурашки».

«Открыть бы глаза», – подумала Эл, но не стала этого делать, уже почувствовав соленый привкус на губах. Эл стояла с опущенной в воду головой, пока в легких не закончился воздух. Потом она резко взмахнула головой, так чтобы волосы не прилипли ко лбу, а упали назад. У Эл немного закружилась голова. Она вспомнила, что ничего не ела толком, со вчерашней трапезы у Казбека.

– Как же хорошо! – вслух сказала Эл, щурясь на солнце и от капель соленой воды, попавшей в глаза. Она надела очки, и пошла обратно, к берегу. Поблагодарив соседку, «присмотревшую» за вещами, Эл легла на спину, прикрыв лицо шляпой. Воспоминания о детстве, об Украине вернулись вновь.

На следующее лето, Эл с мамой опять полетели на Украину, но на этот раз все было по-другому. Эл не понимала тогда всей трагичности ситуации, а слово «смерть» еще отсутствовало в ее лексиконе. Эл хватило информации, что бабушка больна, и по просьбе папы, она должна была, «по возможности» рассказывать бабушке какие-нибудь смешные истории из своей школьной жизни, навещая ее в больнице. Эл привезла с собой алую ленту, с золотой надписью «отличник», и когда они с мамой, в первый раз пришли к бабушке, Эл надела ее на себя. Потом она показывала бабушке почетную грамоту «за отличную учебу и примерное поведение», свои рисунки, которые нарисовала в изостудии, рассказывала о любимых и не очень, предметах в школе. Ей было не привычно видеть бабушку такой беспомощной, лежащей все время на больничной койке. Эл помнила прошлое лето, когда бабушка все время хлопотала по дому, наводя порядок или что-то стряпая. Мама оберегала Эл от «взрослых проблем», как могла. Они каждый день навещали бабушку, а потом шли на Днепр. Вечером Эл играла с соседскими ребятами. Иногда они с мамой ходили в гости к деду Шуре, иногда встречались с ним в больнице. Взрослые все время были чем-то озабочены, поэтому Эл с нетерпением ждала вечера, когда можно будет выйти во двор, и, забыв обо всем носиться по улице с соседскими детьми, совершая время от времени, набеги на чужие сады.

В январе восемьдесят первого года умерла бабушка Наташа. Отец Эл один летал на похороны, по телеграмме деда Шуры. Он до конца своих дней не простил себе, что не смог поехать летом с Эл и женой, когда бабушка была еще жива. Через несколько лет не стало деда Шуры, потом бабы Веры, об этом отцу сообщила родная сестра бабы Веры Нина, последнее звено, связывающее Эл с ее украинскими родственниками. После смерти отца, Эл не смогла отыскать адреса тети Нины. Средний брат отца Эл, дядя Витя, после смерти бабушки, закрыл дом и исчез в неизвестном направлении. Так в жизни Эл не стало еще пятерых родственников.

Эл вспомнила про крем для загара, когда солнце уже начало припекать. Запахи из прибрежных кафе, волновали все сильнее.

«Сколько сейчас уже? – подумала Эл, – надо купить зарядное устройство. Пойду, пожалуй, домой. Домой? А где твой дом? Где теперь твой дом?»

Эл не могла ответить на этот вопрос, равно как не могла представить себе, как вернется в Москву, как будет объясняться с Николаем, что будет дальше. Свои размышления она прервала, решив для себя что-то, по принципу Скарлетт О’хара «Об этом я подумаю завтра». Она собрала свои вещи, попрощалась с соседкой по лежаку и пошла к дороге. Несмотря на абсурдность и нереальность происходящего с ней, Эл чувствовала какую-то тихую радость в душе. Она решила вернуться домой к Зое, не переходя сразу на другую сторону, а разведать, что интересного или полезного есть со стороны моря. Магазинчики и кафешки сменяли друг друга. Встретился даже салон сотовой связи, но кто же продаст зарядное устройство, без телефона? В своих поисках, Эл уже прошла поворот, к дому Зои, когда увидела прибрежное кафе, замыкающее череду магазинов, ресторанов и клубов на этой стороне.

«Можно возвращаться, – решила Эл, – дальше ничего нет. Разве что зайти в кафе, попить чего-нибудь холодного».

Это было небольшое кафе, с просторной, летней террасой, на которой стояли несколько пустых столиков. Эл вошла внутрь, где тоже все было очень камерно, но уютно. Небольшая барная стойка, несколько барных стульев перед ней, а по небольшому же залу, располагались еще несколько столов, расставленные вдоль стен, так что в центре было достаточно просторно. Оформлено кафе было в стиле «Алоха, Гавайи!», и основными элементами декора были пальмы, стоящие в кадках при входе, и еще парочка в зале, а стены были украшены нарисованными плюмериями, знаменитым символом Гавайских островов. В дальнем углу Эл увидела музыкальный автомат, из тех, что раньше видела только в кино. Все столики были заняты, работал кондиционер, и желающих отдохнуть на террасе, залитой сейчас солнечным светом, не было. У барной стойки сидели две парочки и потягивали прохладный мохито.

Эл подошла к бару. Бармен, стоящий все это время спиной к залу, повернулся. Это был хорошо сложенный, с «несмываемым загаром» мужчина, в гавайской рубашке.

– Добрый день, – приветствовал он Эл, – я Вас слушаю.

– Здравствуйте, можно мне минеральную воду без газа?

– Минералку? Так бесхитростно?

– А Вы всем заказам даете оценку, или это мне так повезло? – ответила Эл, чувствуя, что начинает напрягаться.