Лонгборн. "Гордость и предубеждение". Из жизни слуг - Джо Бейкер Страница 28

– Я вовсе не считаю вас виноватым – такие вещи зависят только от случая…

Неужели миссис Б. не догадывается, что звуки ее голоса разносятся за пределы гостиной? Как ей не приходит в голову, что именно в этот час кто-то накрывает здесь на стол? Он погремел приборами, но намек, кажется, остался не понят.

– Когда имение наследуется по мужской линии, оно может достаться кому угодно…

Теперь заговорил мистер Коллинз. Голос у него был несколько ниже, но громкостью не уступал хозяйкиному:

– Я, сударыня, вполне сочувствую моим прелестным кузинам в связи с этим неблагоприятным обстоятельством и мог бы нечто сказать по этому поводу. Однако, чтобы не опережать событий, я пока воздержусь…

Так значит, молодой Коллинз здесь для того, чтобы выбрать одну из девиц, как выбирают яблоко на лотке у торговца. Окидывают горку фруктов быстрым взглядом и берут то, что покрупнее и поспелее, – вот это подойдет, пожалуй. В конце концов, они ведь все одинаковы, правда? Все хорошего сорта, все от одной яблони. К чему же тратить время, разглядывая остальные, зачем внимательно изучать каждое яблоко в отдельности?

Вот глупец. Джеймс нарочно уронил на пол стул, надеясь, что после такого грохота мистер Коллинз все-таки замолчит, но тот продолжал как ни в чем не бывало:

– Могу только заверить молодых леди, что я прибыл сюда готовый восхищаться их красотой. Сейчас я ничего не прибавлю, но…

Бедный невинный юноша, его стоило бы пожалеть, а не презирать. Он и не догадывается о том, как необычна, своеобразна каждая женщина, не подозревает, что можно любить и быть любимым, а душа его до такой степени практична и холодна, что при мысли об этом у нормального человека стынет кровь. Как мало он знает о любви, а уж о ее видимых приметах и вовсе не имеет ни малейшего представления.

– …когда мы познакомимся ближе…

Джеймс более не мог этого выносить. Он выскочил в коридор и направился к дверям гостиной. Рывком распахнул их настежь, так что все семейство воззрилось на него.

– Кушать подано!

Мистер Коллинз вскочил, возмущенный такой резкостью прислуги. В Розингсе подобного не потерпели бы, не будет такого и в Лонгборне, когда он станет здесь полноправным хозяином… Однако он вдруг понял – и эта новая мысль быстро вытеснила остальные, – что очень проголодался после долгого путешествия. Наспех позавтракал в Бромли, причем так давно и далеко отсюда, что это успело выветриться из памяти. От голода в сочетании с пытливыми расспросами миссис Беннет у мистера Коллинза пошла кругом голова, он занервничал и приоткрыл свои намерения в несколько большей степени, чем собирался. Приглашение к обеду, хотя и преподнесенное лакеем в излишне резкой форме, подоспело как нельзя более кстати.

Сестра миссис Беннет и ее супруг пользовались, надо полагать, популярностью среди офицеров милицейского полка. Дом Филипсов, выходящий фасадом на улицу, так что свет из окон лился на мостовую, нынче прямо-таки кишел военными, их было не меньше, чем вшей в голове нищего. Офицерам предстояло поужинать и провести вечер за картами в скромном, чтобы не сказать убогом, доме в провинциальном английском городишке, с постным старичком-адвокатом и его пышнотелой миссис. Потчуют на таких ассамблеях тостами с сыром, орешками, хересом из рюмочек-наперстков да скучнейшими банальностями из уст матрон и старикашек. Местные скверно выбритые щеголи теснятся у стен, не решаясь поднять глаза на бесцветных барышень, уверенных, что их божественное предназначение – быть объектом ухаживаний, но при этом строящих из себя недотрог. Джеймс не видел решительно ничего привлекательного в подобном времяпрепровождении. Уж лучше оставаться на улице и дожидаться под дождем.

Офицеров, впрочем, все это не смущало, они охотно покидали свои городские квартиры, собирались на тротуаре, стремительно взбегали по ступенькам парадного входа – ни дать ни взять мухи, слетевшиеся на мед.

Кое-кто из них, проходя, поглядывал на Джеймса, вынуждая его отворачиваться, однако офицеры были настроены дружелюбно. Один кивнул ему, другой пожелал доброго вечера, Джеймс в ответ коснулся полей шляпы и занялся лошадьми. Он застегивал на них клеенчатые попоны, пока все военные в своих нарядных мундирах не прошли мимо. Мелкий дождь сеялся не переставая, и капли на гривах лошадей и на их длинных ресницах сверкали, точно бриллианты.

Молоденькая служанка Филипсов, симпатичная веснушчатая девчонка, смущенно сплетая пальцы, спросила Джеймса, не хочет ли он пройти на кухню перекусить и погреться, поскольку он, должно быть, промерз до костей. На кухне полно народу, сказала она, там тепло и весело: другие кучера все уже там.

Джеймс невольно улыбнулся ее провинциальному выговору, смущению и дружелюбной болтовне, но, поблагодарив, отказался, объяснив, что останется при лошадях.

Вскоре девушка подошла снова, принесла ему кружку пива и кусок пирога со свининой.

Джеймс опять поблагодарил, съел свой ужин, а пустую кружку и тарелку поставил на подоконник. Сквозь струйки дождя на стекле он разглядел гостей, стоящих группками, заметил, что молодой офицер приблизился к мисс Элизабет и сел на стул рядом с нею. Видно было, как офицер что-то говорит, подкручивая усы, сначала один, потом и другой. Джеймс наблюдал: Элизабет оживленно отвечала, щеки ее заливал горячий румянец. О чем у них шла речь, можно было только догадываться. Наверняка всего-навсего о погоде: о да, вечер выдался на редкость дождливый, да, она полагает, что и вся осень будет такой же, но мисс Элизабет определенно находила беседу весьма приятной. Офицер улыбнулся, показав желтоватые зубы. Возможно, дело было в промозглой сырости, это от нее у Джеймса холодок пополз по спине, заставив поднять воротник, а возможно, в ощущении и осознании реальной опасности. Как бы то ни было, он ничего не мог поделать ни с тем ни с другим. Джеймс снял с крюка фонарь и забрался в карету, отгородившись дверцей от непогоды и треволнений. Завернулся поплотней в попону, отчего заскрипели рессоры, и достал книгу. Он прихватил с собой «Наблюдения» Гилпина, позаимствованную из библиотеки мистера Беннета. Читая эту книгу, он уже мысленно проделал путь на север до Ланкастера и остался не вполне доволен воззрениями автора.

Время было позднее, становилось все холоднее, а шум в доме Филипсов то нарастал, то слабел, то снова усиливался. Джеймс задремал было, откинув голову на спинку, когда из дому, радостно переговариваясь и смеясь, выпорхнули барышни, увлекая за собой мистера Коллинза. Джеймс встрепенулся, проворно выскочил из кареты и, выдвинув ступеньку, встал наготове с фонарем, чтобы помочь девицам подняться. Он почувствовал теплое, влажное, волнующее пожатие пяти белых замшевых перчаток поочередно. Мистеру Коллинзу он предоставил забираться в карету самостоятельно.

Обратно ехали весело и шумно. Лидия тараторила о номерах в лото, о ставках, которые она проиграла, и ставках, которые выиграла. Затем басовито зажужжал мистер Коллинз, он превозносил любезность Филипсов и отменное качество подававшихся блюд, рассказывал о своем проигрыше в вист. Об офицерах по дороге домой никто, кажется, не упомянул, хотя это отнюдь не означало, что никто о них не думал. Джеймс трясся на козлах, в лицо ему бил встречный ветер с дождем, и чувствовал он себя неуютно. Один меткий удар – и от него останется мокрое место. Лошади, почуяв его тревогу, прядали ушами и подергивали шкурой на боках, словно их одолевали оводы.