Хроника стрижки овец - Максим Кантор Страница 29

Простые вещи

Можно было предсказать, как оно пойдет: причиняя зло – вызываешь зло в ответ. Это реактивная цепочка.

Годами сочиняли небылицы про демократическую глобализацию, усердно врали про то, что в мире есть всего одна цивилизация – и надо пожертвовать сиволапой страной предков, чтобы войти в сонм просвещенных народов.

Выдумали эластичную современную культуру – безразмерную, как синтетические носки, бесчувственную, как презерватив.

И неужели кто-то мог предполагать, что не будет реакции – национализма?

И вот он проснулся, причем во многих странах, национализм уродлив – но в нем правота и правда момента. Вы нас согнули, а мы не хотим сгибаться. Вы нам врали про общий прогресс – мы теперь понимаем, что в будущее нас взять не планировали, мы видим, как вымирает страна. И мы выкрикиваем наши лозунги – за нами правда обкраденных. В последние годы национализм и фашизм сделались популярными – и модными. Это так же романтично, как концептуальный дискурс тридцать лет назад.

Московский концептуалист, пожилой юноша, все еще скоморошничает с задором юности – но, увы, концепции он так и не придумал. Все время кривлялся, а время – прошло.

И модными стали фашисты. Фашисты теперь олицетворяют то, что некогда олицетворяли концептуалисты – порыв и поиск, правду дерзания, поиск запретного.

Им бы возразить: дескать, фашизм – это нехорошо! А как возразишь? Спросят в ответ: а что же тогда хорошо? Когда бабок обкрадывают и музей современного искусства с какашками строят? Это – хорошо? Когда бестолочь и пустельга именуются Художниками, когда казнокрады – ведают культурой, а непотребные девки пляшут во Храме Божьем?

Надо бы сказать про гуманистический образ, про сострадание к ближнему, про «несть ни эллина, ни иудея», про высокую мораль и достоинство человека, который выше нации и выше цивилизации, – но всего этого нет в нашем словаре. Мы это все велеречивое отменили, мы это гуманистическое профукали, обменяли на Энди Ворхола, суп Кемпбел и жиденького Жижека.

Сложилось так, что современного языка гуманистической традиции русская культура не выработала – этот язык традиционных ценностей вытаптывали ради торжества постмодернизма. И вытаптывание казалось прогрессивным: зачем нам старые прописные истины, зачем нам реализм, для чего нам романы и картины? Давай еще вот этого старика взашей вытолкаем, давай еще вот этого пенсионера отменим – чтобы нам у кормушки было просторней.

Ах, недальновидно это было, опрометчиво!

И впрямь, для коллекций нуворишей старый традиционный гуманизм был помехой; невозможно впаривать банкирам что-то, что не модно, – ну не Добролюбова же им с Толстым читать вслух? Им подавай то, что в Сен-Тропе носят, с чем можно в Нью-Йорке щегольнуть. Но не одними вкусами нуворишей определяется будущее страны.

Ведь как устроено: нувориш-то, он наворовал, коллекцию какашек составил – и укатил на мыс Антиб, а с бабками из Вологды, да с их обиженными внуками – жить тем, кто в эту систему ценностей (какашки-Антиб-прогресс-Жижек) поверил.

Толстой бы, может, и договорился с внуками обкраденной бабки, а вот у куратора еврейской национальности, который живет на деньги, украденные из бюджета его клиентом, которому он впарил прогрессивные картинки с загогулинами, – вот у такого куратора возникают проблемы с народом.

Назвать их, агрессивных внуков бабки, – быдлом? Выход, конечно, – но ведь ненадолго.

И чувствуют кожей: зреет в обществе другая правда – она будет посильнее, чем мода на Бойса и Ворхола, рождается другое суждение – посерьезнее, чем взгляд владельца нефтяного терминала или мнение владельца массажного салона.

Пришли новые ретивые мальчики, презирающие гламур и концепт, глобализацию и демократию – откуда они взялись? От сырости завелись, что ли? Вы думаете, вы сами ничего не сделали для их прихода? О нет, господа, это вы их вывели в своих ретортах – ничего путного не создали, а вот этих борцов «за Россию без засилия евреев» – вы сочинили. Вы и убили-с, как говорил Порфирий Петрович.

И надо бы что-то возразить новым правым, надо бы с ними спорить – да вот беда, у новых левых и словаря-то никакого нет: только какашки в баночках, перформансы в богатых домах, да пенсионерская медгерменевтика.

В. Топорову

Скажи – как, дядя, ведь не даром

Россия продана Гайдаром

И в рабство отдана?

Кому-то ведь бабло досталось,

Народу кинули лишь малость:

Дай мужикам пятак на старость —

Им все равно хана.

Россия есть большое поле,

И толку нет кричать «Доколе?» —

Сей факт природой дан.

Есть планы поле то застроить

И население утроить,

Проектов очень много то есть.

Но роют котлован.

Полковник наш рожден был хватом,

И, подведя итог утратам,

Народ от горя взвыл.

Но брал ведь не один полковник:

Любой чиновник – уголовник.

Надели на народ намордник —

Не вой у наших вилл!

Вам не видать былой России,

Пирог по крошкам растащили —

Все, что собрал Иван,

Что взяли при Екатерине,

Что Сталин спас в лихой године,

Что Брежнев парил в карантине —

Пошло ворам в карман.

Товарищи, Москву мы сдали.

Ее бы деды не узнали.

И Ленинград пропал.

И был бы хоть Урал за нами,

Чтоб отсидеться за горами,

Но, что возделано отцами, —

Ушло за капитал.

Товарищи, нас обманули.

Пока смотрели в рот акуле,

Не думали, что съест.

За двадцать лет привыкли гнуться,

Лишь избежать бы революций.

Но есть предел всех конституций —

Есть Тевтобургский лес.

На белых лентах на березах

Пускай висят в свободных позах

И вор и компрадор —

Нет оппозиций меж ворами.

Нет равенства между волками.

Но меру надо знать и в сраме,

А остальное – вздор.

Существует мнение, что нравственная заслуга ХХ века состоит в том, что люди научились бороться за права меньшинств. Прежде права людей, не похожих на большинство, были ущемлены. Общество (так принято думать) осознало, что малые его подразделения имеют те же права, что и большинство.

Гомосексуалисты, евреи, авангардисты, калеки, цветные – то есть те, кого раньше преследовали на основании их несходства с большинством, – отныне уравнены в правах. И даже более того: эти меньшинства получили права в превосходной степени, их голос должен быть возвышен – на том основании, что они долго немотствовали. Повсеместно проводятся парады гомосексуалистов, а евреи тщательно следят за тем, чтобы их не обидели. Гюнтер Грасс, сказавший, что Израиль может начать войну, был обвинен в антигуманизме. Этого бы не случилось, если бы он предостерег от агрессивности России, поскольку предполагается, что Россия достаточно большая страна и сама может постоять за себя.