XXS - Ким Каспари Страница 29

Хорошо, что я скоро уезжаю, а то эти недоум­ки доведут меня до ручки!

Среда, 27 августа 1997

Мы с Амелией в самолете. Какое великолеп­ное ощущение — лететь где-то над Европой од­ним, без взрослых!

Вчера мы совершили нашу традиционную про­щальную вылазку на лошадях. К сожалению, по­пали в сильную грозу, и пришлось галопом ска­кать обратно. Пикассо и Рина совсем вспотели, мы даже отвели йх в солярий. Надеюсь, Пикассо не простудился не то что я. У меня насморк, вот так- то! И это летом!

Еда в этом самолете такая же, как и тогда, когда мы летели в Австралию. Она воняет, очень горячая и, видимо, в вытошненном виде имеет тот же са­мый вкус, что и изначально. Рядом со мной сидит американец лет двадцати. Он из Вашингтона, очень симпатичный и сейчас опять мне улыбается. Может, еще раз с ним поговорить? С Амелией не очень поговоришь, она спит.

Положение на данный момент: скорость 433 км/час, высота 8000 м, температура минус 40 (за бортом, конечно).

Суббота, 30 августа 1997

Мы действительно целыми и невредимыми до­брались до Штатов. Наша максимальная скорость между Копенгагеном и Нью-Йорком составляла 914 км/час, максимальная высота 8100 м, а хо­лоднее всего было где-то над Атлантикой: минус 56 градусов Цельсия!

В аэропорту нас с Амелией встретила Линда. По дороге к Линдиному дому мы смогли увидеть Статую Свободы и решили, что позже обязательно нанесем ей визит.

Какое здесь классное место! Спешные шикар­ные виллы. Вокруг каждой виллы гигантский уча­сток земли, все газоны вылизаны и причесаны, а вокруг каждого участка несколько огромных старых деревьев. Вилла Линды и Эрла расположе­на между большими лугами, на которых пасутся лошади благородных кровей.

У Линды есть собака, она похожа на черно- белую щетку для унитаза. Когда Линда открыла дверь своего огромного дома, Вантуз (так зовут собаку) раз двадцать пролетел через гостиную. Эта гостиная метров восемьдесят, больше, чем на­ша с отцом квартира. Вантуз летал от стены к сте­не, пока Линда не начала беспокоиться — ведь он уже буквально задыхался.

Потом она показала нам нашу комнату, на вто­ром этаже. Красивая и светлая! Мы с Амелией разложили вещи и обменялись первыми впечатле­ниями. На улице был небольшой ветер, ничего страшного. Может быть, перед грозой. Мы вышли из комнаты к ужину. Кода мы внизу ужинали вме­сте с Эрлом и Линдой, наверху кое-что произо­шло... И никто из нас ничего не заметил.

Мы с Амелией устали, попрощались с хозяева­ми и отправились наверх. Я съела много малень­ких кусочков дыни, но все равно чувствовала се­бя хорошо. У меня не было ощущения, что я пере­ела. Классно! Как давно я не ела без угрызений совести!

Ничего не подозревая, Амелия открыла дверь нашей комнаты и вдруг завопила. Тут и я все уви­дела. Пол был усыпан осколками и листьями. Ок­но разлетелось вдребезги и в нем торчал сук ке­дра. Я тут же помчалась вниз, чтобы рассказать все Линде и Эрлу.

Уже пятнадцать лет здесь не было ни одного торнадо. А стоило приехать мне, как сразу же про­изошла катастрофа! Мы с Амелией перебрались во вторую комнату для гостей, слабо надеясь, что торнадо больше не вернется.

Суббота, б сентября 1997

Во вторник Эрл с Линдой пригласили нас в те­атр. Ни в какой-нибудь, а на Бродвее. Сначала мы не очень обрадовались, что Эрл предложил посмо­треть мюзикл «Кошки», но даже виду не показали. Дареному коню в зубы не смотрят! Зато когда мы опустились в удобные кресла в ложе, а над нами эти грандиозные люстры, то нам очень понрави-

лось. По сцене метались женщины в костюмах кошек. Какие у них фигуры! Тренированные, стройные...

В среду мы с Амелией на собственный страх и риск отправились на метро в город. В Гарлеме в вагон сел парень с плеером — казалось бы, ни­чего удивительного. Но вот только у самого парня были не все дома. Он танцевал и пел под свое тех­но, как на карнавале. В общем, отрывался по пол­ной программе.

Обычно в Германии, прежде чем вагон отцеп­ляют, поезд останавливается, чтобы выпустить 180 пассажиров. В Штатах всё по-другому. Совершен­но съехавший с катушек машинист прогнал нас по всему вагону, распахнул дверь, и нам при­шлось на ходу перелезать в другой вагон через металлическую рампу. Заколка Амелии улетела, а мне ветром чуть уши не оторвало. Странные они, эти американцы.

В городе мы пробежали по тысяче огромных обувных магазинов. На Земле проживает около семи или восьми миллиардов человек, примерно половина из них ходит босиком. Кто же, черт по­бери, должен носить эти сотни биллионов пар ту­фель? В каком-то огромном супермаркете мы за­блудились в отделе чулок. Где-то в районе чулок в сеточку и подвязок без резинок Амелия вдруг ударилась в панику. Лицо у нее покраснело, глаза стали стеклянными. Я разнервничалась, и мы все

время катили друг на друга бочку. Я не очень ве­рила, что нам придется провести остаток жизни между шелковыми носками цвета шампанского и мужскими носками в крупную клетку, но в желуд­ке появилось такое противное ощущение, что я очень обрадовалась, когда оно пропало.

Когда мы наконец выбрались из этого отдела, то поспешили к выходу, подальше от кондицио­неров и отвратительной музыки.

Поездка обратно оказалась такой же странной, как и сюда. В туннеле поезд внезапно остановил-" ся и вернулся назад, туда, откуда мы приехали, на добрых пять километров. А потом возобновилось 181 движение в сторону «дома». Я все время думала, откуда эти капризные закидоны. Может быть, во­дитель где-то забыл ключи от машины, очки или что-нибудь еще и теперь просто по делу вернулся на старое место?

Мы уже успели подружиться с Вантузом, хотя я все еще пребываю в уверенности, что зверек просто ненормальный.

Понедельник 8 сентября 1997

Здесь очень здорово, но мы совершенно вы­бились из сил. Ежедневная беготня по Нью-Йор- ку кого угодно выбьет из равновесия. Нервы, мои нервы!

Еще чуть-чуть, и у меня будет кризис. Все идущие навстречу парни так на меня таращатся! Они могут делать это по трем причинам: или у меня что-то не в порядке, например на носу появилась зеленая точка, а я понятия об этом не имею; или я им нравлюсь, что вполне вероятно, потому что я снова поправилась; а может, все дело в дредах — подумаешь, невидаль.

Воскресенье, 14 сентября 1997

Каникулы закончились, сейчас я в комнате у Амелии. Обратный перелет прошел скучно, как ни странно, никто не умер. Отец все еще с Гизелой. Послезавтра начинается мой последний учебный год в этой гадкой, мрачной, неинтересной, отвра­тительной, вонючей, серой, скучной и нагоняющей сон школе, которая снова действует мне на нервы так, что даже описать невозможно. Боюсь, что не сдам эти дурацкие выпускные экзамены и останусь на бобах.

Понедельник, 22 сентября 1997

Я думала, что в девятом классе будет трудно. Ничего подобного. Я хорошо вписалась и реши­ла, что в этом году придется наконец начать