Путь длиной в сто шагов - Ричард Ч. Мораис Страница 29

– Пойдемте, – сказал мсье Леблан, решительно взяв Маллори под руку. – Пойдемте сейчас же. Нам надо поговорить.

– Нет!

– Да! Сейчас же.

Леблан вывел мадам Маллори на задний двор, на свежий ночной воздух.

– Что такое, Анри? Вы видите, я занята.

– Что с вами? Вы что, не понимаете, что делаете?

– О чем вы?

– Как вы обращаетесь с людьми? Это все ваша одержимость семейством Хаджи? Вы ведете себя как помешанная. Мотаете всем нервы. Даже оскорбляете клиентов. Гертруда, боже мой. Уж вам-то следовало бы знать, что так не делается. Что с вами?

Где-то в ночи шипели кошки. Маллори прижала руку к груди. В ее глазах испортить вечер клиенту было самым страшным прегрешением, она была сама себе противна. Она знала, что уже не владеет собой. Но, даже принимая во внимание все это, ей было тяжело признать свою неправоту. И вот два старых соратника стояли в темноте, буравя друг друга взглядом, пока Маллори не вздохнула. Этот глубокий вздох показал Леблану, что все будет хорошо.

Она заправила седую прядку обратно под черную бархатную ленту, стягивавшую ее волосы.

– Вы единственный, кто может говорить мне такие вещи, – наконец произнесла она все еще колко.

– Вы хотите сказать «правду»?

– Ладно, хватит. Я все поняла.

Маллори взяла предложенную сигарету. Во влажном вечернем воздухе вспыхнул огонек зажигалки.

– Я знаю, что веду себя странно. Но боже мой, как подумаю об этом отвратительном типе и его мальчишке на кухне, я просто…

– Гертруда, вам надо взять себя в руки.

– Знаю. Вы правы, разумеется. Да. Я возьму себя в руки.

Оба тихо курили. В полях ухала сова, с противоположного края долины донесся шум поезда. Было так тихо и спокойно, что в первый раз за тот день мадам Маллори почувствовала, что она возвращается к действительности. И уже стоит обеими ногами на земле.

На своей земле.

И именно в этот момент дядя Майюр врубил выходившие на улицу динамики нашего ресторана, и тихий люмьерский вечер наполнился переборами ситаров и гипнотической барабанной дробью газеллы, перемежавшейся звуками цимбалов. Все собаки в округе залаяли, вторя.

– О нет! Нет! Вот мерзавцы!

Маллори вырвала руку, с грохотом распахнув заднюю дверь, кинулась в дом и через несколько минут уже звонила в полицию. Леблан качал головой.

Что он мог поделать?

Маллори быстро обнаружила, что одним звонком в полицию ничего не решишь. Оказалось, что полиция больше не занималась вопросами шума; с жалобами на шум теперь надо было обращаться в новый департамент окружающей среды, дорожного движения и обслуживания канатных дорог.

На следующий день Маллори ворвалась в ратушу. Молодой человек, занимающийся теперь этими вопросами, после долгого неразборчивого мычания и хмыкания признал, что он все-таки мог бы, при наличии доказательств, дать ход делу против «Мумбайского дома». Проблема была в том, что он не располагал достаточными средствами, чтобы собирать доказательства во время вечернего патрулирования. Их департамент занимался только шумом, раздававшимся после десяти вечера и до половины пятого утра.

Ну вы представляете себе, что было дальше. Мадам Маллори так отчитала беднягу, что он тут же согласился одолжить ей оборудование для измерения уровня шума. Строго следуя процедуре, она могла сама записать шум, производимый по вечерам нашим рестораном.

И вот однажды, когда уже давно стемнело, Маллори и Леблан, выйдя с черного хода «Плакучей ивы», прокрались в поле, прилегавшее к нашему ресторану, волоча с собой громоздкое оборудование. Леблан мыкался с шумомером, работавшим от батареек, утопая по щиколотку в глубоком мху. Маллори тем временем наблюдала за обстановкой, всматриваясь сквозь живую изгородь остролиста вокруг нашего участка в ярко освещенные окна «Мумбайского дома» и застекленные двери, выходившие в сад.

Над террасой, вымощенной плитняком, с помощью проволоки и гвоздей был закреплен провисавший полотняный навес. Обедавшие за садовыми столиками теснились вокруг больших переносных обогревателей, из которых в виде огненных конусов вырывалось пламя, благодаря чему они напоминали задние части реактивных двигателей. Дядя Майюр вышел через заднюю дверь, зажег маленькие жаровенки, которые не давали остывать блюдам, и стал разливать вино; шипящие обогреватели бросали на его кожу в темноте красные и голубые блики. Два динамика, вызвавшие нарекания нашей соседки, висели на стене, и из них, перекрывая рев обогревателей, гремел голос Кавиты Кришнамурти.

– Все, – сказал Леблан. – Заработало.

Игла с треском побежала по белой ленте, и Маллори наконец улыбнулась во тьме.

* * *

Мы и понятия не имели, что они задумали, так как были слишком заняты тяжкой работой допоздна. Принятая мадам Маллори стратегия запугивания начала давать плоды. Толпы, приветствовавшие нас сразу после открытия, быстро поредели, и к концу недели мы считали вечер удачным, если было занято хотя бы пять столиков. Мухтара побили в школе и гнали по задворкам с криками «Карриед, карриед!».

Некоторые семьи относились к нам хорошо. Маркус, сын мэра, как-то позвонил мне спросить, не пойду ли я с ним поохотиться на вепря. Я, конечно же, с радостью согласился. В то воскресенье у меня был выходной, и утром Маркус заехал за мной в ресторан на своем джипе с открытым верхом. В отличие от многих других местных жителей он любил поболтать.

– Мы бьем только взрослых вепрей, – сообщал он, перекрикивая шум ветра. – Тех, что весят около трехсот фунтов каждый. Железное правило. Мы кооперируемся и делим большие туши поровну, так что каждый уходит с добычей, с парой фунтов чистого мяса. Мясо немного жестковатое и горьковатое, но это легко исправить во время готовки.

Мы проехали несколько долин, вначале направляясь на юг, а потом взяв к востоку, в горы. Мы поднимались по дорогам, по которым свозили лес, и спускались по грунтовым тропинкам, всегда проходившим в самой чаще леса, пока наконец не увидели вереницу машин, выстроенных вдоль канавы, вырытой у самой горы. Маркус подогнал свой джип к потрепанному пятому «рено», небрежно припаркованному под каштаном.

Чтобы понять, куда мы заехали, надо было там родиться. Это был дикий, густой и мрачный первобытный лес, какие нечасто увидишь в Европе. Маркус перебросил через плечо свою «беретту», и мы направились в чащу по устланной листьями глинистой тропинке.

Дым березовых дров я почувствовал еще до того, как услышал треск подлеска. Вокруг костра стояли человек сорок мужчин в непромокаемых куртках, коротких вельветовых штанах и шерстяных носках. Ружья, с какими ходят на оленя, и дробовики были прислонены к дереву за их спинами. Видавший виды «лендровер», забрызганный грязью, видно, как-то выехал на эту прогалину по заброшенной дороге, по которой вывозили лес. За машиной в большой клетке для собак, которую переделали из телеги, сидели бигли и бладхаунды с юга Франции с печальными глазами.