Следы на песке - Мишель Бюсси Страница 3

О бетонной стене сержанты сообщили позавчера. Даже Тедди Баур не знал. Немцы возвели ее посреди пляжа уже во время войны.

Решили усложнить дело, думал Оскар, придать ему завершенность. Мало этим садистам шестидесятиметровой отвесной скалы с тобруками [5] на склонах и казематами на вершине [6], они не поленились защитить подножие бетоном! Стена мешает подобраться к утесу поближе, чтобы точнее прицелиться из ракетницы для запуска крюков штурмовых «кошек» с канатами, но при этом она ниже дотов, так что укрыться за ней невозможно. А поверху еще и колючая проволока идет, зацепишься – и тебя добьют.

Вот лейтенант Дин, главный садюга среди командиров-янки, объяснил: прежде чем штурмовать, придется подорвать стену.

– Будет бойня, – сквозь зубы процедил Дин. – Настоящая бойня.

Он сделал паузу, чтобы сто восемьдесят восемь десантников – почти все пошли на войну добровольцами – прочувствовали ситуацию. Люди ждали продолжения, они не поверили в бойню: никто не посылает на убой штурмовую группу десантников. Хотя… история со стеной тоже не шутка. Рейнджеры вслушивались в каждое слово своего командира, надеясь услышать хитрый план нейтрализации немецкой ловушки, который наверняка разработали в штабах. Молчание все длилось, потом Дин закончил:

– Но мы не дадим проклятым немцам уничтожить нас, так, парни? Не попадем в их чертову западню, верно? Мы придумали, как свести к минимуму потери личного состава.

Свести к минимуму потери личного состава.

Попахивает авантюрой, подумал Оскар Арлингтон. И не ошибся.

Командование решило не посылать на убой всех рейнджеров. Разумнее будет отправить лишь некоторых, одного за другим, вдруг кто-нибудь доберется живым и заложит взрывчатку. Стену взорвут, проделают брешь.

Некоторых…

Кого конкретно?

Тех, кому не повезет.

Им всем предстоит тянуть жребий. В каску положат бумажки с номерами от 1 до 188. Тот, кому достанется листок с № 1, пойдет первым, далее по порядку.

– Это самое справедливое решение, – сказал Дин.

Сам он, естественно, в орлянку с судьбой играть не собирался.

Оскар поговорил с Тедди Бауром, и тот заявил, как отрезал: номера с первого по двадцатый уже покойники! Расстояние слишком велико, взрывчатка тяжелая, так что первых тут же подстрелят как кроликов. Придется двигаться короткими перебежками, метр за метром, от трупа к трупу. «Двадцать первых приговорены», – заключил Тедди. Значит, чтобы сохранить надежду выжить, нужно ставить на № 30, а еще лучше – на № 41.

Оскар думал и потел. Чем дольше думал, тем сильнее потел. Он один из ста восьмидесяти восьми несчастных, собравшихся вокруг каски, и ему придется тянуть жребий. Оскар дрожал от ужаса, пытаясь представить, как будет там – на свету, на пляже. «Я в любом случае утону, даже если воды будет по пояс, и на берег не выберусь, так что номер очереди значения не имеет».

Все верно, так почему он не сводит глаз с судьбоносной каски?

Тишина была почти невыносимой. Никто не решался первым шагнуть к табуретке. Каждый думал о своей висящей на ниточке жизни.

Но что делаю тут я, Оскар Арлингтон? Мамаша могла раз двадцать меня перевести, если бы захотела. Она лично знакома с половиной командного состава нашей армии. Ей ничего не стоило найти мне спокойное место в штабе – отвечать на звонки, клеить марки. Да, я был бы уклонистом, но ведь полезным! А она решила, что ее сын должен стать героем, пусть даже мертвым. Престиж семьи важнее всего. Престиж и карьера Эмилии Арлингтон. В Америке наберется не больше десяти женщин-политиков, и одна из них – моя мать.

Гребаная семейка!

Сволочные Арлингтоны! Все, с самого первого, покинувшего Англию, и кончая Эмилией. А я как последний идиот молчал и не протестовал. Испугался и не попросил: мама, я не хочу на фронт, не хочу умирать молодым на чужой войне. Давай немного подождем… Мне не хватает навыков, а в нашей благословенной стране полно парней, которые мечтают повоевать и покрыть себя славой. Ну же, мама, Арлингтоны достаточно трудились и рисковали с 1787-го, пусть теперь другие исполнят свой долг. Нет, Арлингтоны подобных разговоров не ведут! Но чувствуют-то они как все люди, и мать должна понимать все без слов. Мать должна рыдать вослед уходящему сыну – он ведь может не вернуться. Эмилия Арлингтон прекрасно знала, что ее взрослый ребенок не хочет, чтобы ему продырявили шкуру в Нормандии. Да и кто бы захотел? Любая женщина попыталась бы спасти свое дитя, но только не Эмилия, железная леди из Вирджинии, несгибаемая госпожа Арлингтон, любимица американской прессы. Гадина! Наверняка надеется, что я сдохну, как отец, превратившийся в живого мертвеца. Он не вылезал из пижамы, кашлял, отхаркивался и умер в тридцать один год. Мне было шесть. Его убил газ. Иприт, который немцы пустили в 1918 году, постепенно разъедал его внутренности. И убил. Но Эмилии Арлингтон мало одного героя в семье. У нее разыгрался аппетит.

Оскар смотрел на каску, к которой никто так и не осмелился подойти.

Нет, это было бы слишком просто! Я найду выход! Не лягу здесь во имя героического и трагического предназначения Арлингтонов. Твой сын станет героем, мама, но не мертвым. Я еще попользуюсь твоим положением и состоянием, можешь не сомневаться!

Убийственная лотерея стартовала.

Несколько рейнджеров решились: одни были безрассудно отважны, другие до мозга костей суеверны. Первый вытащил № 123 и громко объявил об этом – так родился ритуал.

Человек пятнадцать вытащили из каски бумажки. Оскар не торопился.

Необходимо ждать, ждать, ждать. И не паниковать! На пляже ты превратишься в тупого десантника, но здесь, в стаде бизонов, думай головой, употреби мозги на дело…

Молодому застенчивому официанту из Денвера – Оскар не знал его имени – достался № 3. Парень окаменел. Никто не смел встретиться с ним взглядом, чтобы не увидеть его слез.

Уф, пронесло, подумал Оскар. Пока пронесло.

К каске подошел Барри Монро, самый болтливый и громогласный в команде. Оскар терпеть его не мог – уж больно тот был вульгарен и слишком любил войну. Барри вел себя на катере как туземный царек: считал, что может делать что заблагорассудится, используя свои главные «достоинства» – злобность и склонность к насилию. Война дала Монро невероятный шанс блеснуть – хотя бы раз в жизни. Это уводило его от обыденности, на войне он мстил своему боссу, преподавателям, родителям, а возможно, жене – всем, кто его унижал.

Хуже войны для Оскара была необходимость спать рядом со скотами, которые рыгают, бздят и пришпиливают к стенам фотографии голых красоток.