Утопия-авеню - Дэвид Митчелл Страница 3

– Я от доктора Хопкинса… – выпаливает Дин. – На Денмарк-стрит… сердечный приступ. Пошлите бригаду с носилками… скорее.

Санитар опускает газету. К усам прилипли хлебные крошки. Он равнодушно глядит на Дина.

– Там человек умирает! – кричит Дин. – Вы слышите?

– Слышу, конечно. Только орать не надо.

– Так пошлите бригаду! Здесь же больница.

Санитар громко фыркает:

– А ты небось только что в банке деньжат снял. А потом встретился с доктором Хопкинсом.

– Ну да, снял. Пятьдесят фунтов. А что такого?

Санитар смахивает крошки с лацкана:

– Деньги-то на месте, сынок?

– Да. – Дин лезет в карман за чековой книжкой. Ее нет. Не может быть! Он проверяет все карманы куртки. Мимо со скрипом провозят каталку. Какой-то малыш заливается слезами. – Черт. Наверное, выронил.

– Эх, сынок, облапошили тебя.

Дин вспоминает, как краснорожий тип привалился к его груди.

– Нет, что вы… Сердечный приступ. Человек на ногах не стоял.

Он снова шарит по карманам. Денег нет.

– Ну, мне тебя утешить нечем. Пятый случай с ноября. Все больницы в центре Лондона в курсе. На вызов к доктору Хопкинсу никого не посылают – бесполезное дело. Бригада прибудет, а там никого нет.

– Но они… они… – Дина мутит.

– Что, не похожи на мошенников?

Именно это и хотел сказать Дин.

– А откуда они узнали, что я при деньгах?

– Вот что бы ты сделал, если б хотел разжиться пухлым бумажником?

Дин задумывается. Банк.

– Они видели, как я снимал деньги, поэтому увязались следом.

Санитар надкусывает слойку с мясом:

– Браво, Шерлок.

– Но… мне же надо заплатить за басуху и… – Дин вспоминает о миссис Невитт. – Черт. И за жилье. Как же я теперь?

– Обратись в полицейский участок, но толку от этого не будет. Для лондонских копов Сохо – огороженная территория с предупредительной надписью: «Входящие, оставьте упованья».

– Моя хозяйка хуже фашиста. Она меня выставит с квартиры.

Санитар прихлебывает чай.

– А ты ей объясни, что хотел стать добрым самаритянином. Может, она над тобой сжалится.

Миссис Невитт сидит у высокого окна. В гостиной пахнет сыростью и топленым салом. Камин заколочен досками. Перед квартирной хозяйкой раскрыт гроссбух. Постукивают и щелкают вязальные спицы. С потолка свисает люстра, которую никогда не включают. Цветочный орнамент обоев тонет в сумраке джунглей. Из позолоченных рам таращат глаза трое покойных супругов миссис Невитт.

– Доброе утро, миссис Невитт.

– Это кому как, мистер Мосс.

– Я тут… – У Дина пересохло в горле. – Меня обокрали.

Вязальные спицы замирают.

– Печально.

– Не то слово. Я взял в банке деньги за квартиру, а на Денмарк-стрит меня обнесли два карманника. Видели, как я деньги снимал, и увязались следом. Грабеж среди белого дня. В буквальном смысле слова.

– Ай-ай-ай. Вот незадача.

«Решила, что я все вру», – думает Дин.

– Вот не надо было бросать работу в «Бреттоне». У королевских печатников. Приличное место. В приличном районе. В Мэйфере никого не обносят.

«Ага, гнуть спину в „Бреттоне“ – то еще удовольствие», – думает Дин.

– Я же говорил, миссис Невитт, с «Бреттоном» не заладилось.

– Ну, это не моя забота. Моя забота – квартплата. Я так понимаю, вы хотите отсрочки?

Дин переводит дух. С некоторым облегчением.

– Если честно, я был бы очень благодарен.

Она поджимает губы, раздувает ноздри:

– Что ж, один-единственный раз можно и отсрочить.

– Ох, спасибо, миссис Невитт. Вы не представляете, как я…

– До двух часов пополудни. Как вам известно, я женщина покладистая.

«Она надо мной издевается, карга старая!»

– До двух часов пополудни… сегодня?

– Больше чем достаточно, чтобы дойти до банка и вернуться. И на этот раз деньги никому не показывайте.

Дина бросает в жар, в холод. Мутит.

– У меня на счету пусто, миссис Невитт. А зарплата только в понедельник. Вот тогда я и заплачу.

Квартирная хозяйка дергает шнурок, свисающий с потолка. Берет с письменного стола табличку: «СДАЕТСЯ КОМНАТА – ИРЛАНДЦАМ И ЦВЕТНЫМ НЕ ОБРАЩАТЬСЯ – СПРАШИВАЙТЕ».

– Нет-нет, миссис Невитт. Погодите!

Квартирная хозяйка выставляет табличку в окно.

– И где мне сегодня ночевать?

– Где угодно. Но не здесь.

«Сначала остался без денег, теперь без комнаты».

– Верните мой залог.

– Залог не возвращают жильцам, которые не вносят квартплату вовремя. Правила вывешены в каждой комнате. Я вам не должна ни фартинга.

– Но это же мои деньги, миссис Невитт!

– А в подписанном нами договоре сказано иное.

– У вас во вторник уже будет новый жилец. В крайнем случае в среду. Вы не имеете права присваивать мой залог. Это воровство.

Она возвращается к вязанию:

– Вот я сразу в тебе признала кокни из канавы. Но сказала себе, мол, дай ему шанс. Все-таки королевские печатники не примут на работу абы кого. Ну и рискнула. И что? Из «Бреттона» ты ушел в какую-то поп-группу. Отрастил патлы, как девчонка. Тратишь все деньги на гитары и бог знает на что еще. Ни пенни не отложил. А теперь обвиняешь меня в воровстве. Вот, будет мне наука. Кто в канаве родился, тот там и останется. О, мистер Харрис! – В дверях гостиной появляется сожитель миссис Невитт, отставной солдафон. – Этот… молодой человек нас покидает. Немедленно.

– Ключи, – требует у Дина мистер Харрис. – Оба.

– А мои шмотки? Или вы их тоже присвоите?

– Забирай свои… шмотки, – говорит миссис Невитт, – и выметайся. Все, что после двух часов дня останется в твоей комнате, в три окажется в лавке Армии спасения. Марш отсюда.

– Да ради бога, – бормочет Дин. – Чтоб вы все сдохли.

Миссис Невитт не обращает на него внимания. Спицы щелкают. Мистер Харрис хватает Дина за шиворот, выволакивает его из гостиной.

Дин задыхается:

– Ты меня душишь, сволочь!

Бывший сержант выталкивает Дина в прихожую:

– Собирай манатки и вали отсюда. А то я тебя не просто придушу, пидорок ты мой сладенький…

Ну хоть работа есть. Дин набивает кофе в портафильтр, вставляет рожок в машину и нажимает на рычаг. Из клапана «Гаджи» вырывается пар. Восьмичасовая смена никак не закончится. Вот не навернулся бы на Денмарк-стрит, не был бы весь в синяках. На улице подмораживает, но в кофейне «Этна» на углу Д’Арблей-стрит и Беруик-стрит тепло, светло и шумно. Студенты и подростки из пригородов болтают, флиртуют, спорят. Здесь собираются моды, перед тем как пойти в клубы, закинуться наркотой и потанцевать. Ухоженные мужчины постарше глазеют на гладкокожих юнцов, которые ищут сладкого папика. Менее ухоженные мужчины постарше забегают за кофе, перед тем как пойти на порнофильм или в бордель. «Тут больше сотни посетителей, – думает Дин, – и у каждого есть жилье». С самого начала смены он надеялся, что в кофейню заглянет кто-нибудь из знакомых, из тех, к кому можно напроситься на ночлег. Но время шло, надежда истончалась, а теперь и вовсе исчезла. Из музыкального автомата вырываются громкие звуки «19th Nervous Breakdown» [1]. Дин с Кенни Йервудом как-то разбирали ее аккорды, в счастливые времена «Могильщиков». Из носика «Гаджи» капает кофе, чашка наполняется на две трети. Дин отсоединяет рожок, вытряхивает кофейный жмых в ведро. Мистер Кракси несет мимо лоток с грязной посудой. «Надо бы стрясти с него аванс, – в пятидесятый раз напоминает себе Дин. – Выбора-то нет».