Камикадзе - Илья Стогов Страница 3

Из-за тяжелой двери его не было видно. Время тянулось мучительно. Даниил скрипел зубами и чувствовал, что непроизвольно все глубже вдавливает дуло пистолета в беззащитную шею охранника.

Потом он подумал, что вот ведь она, сила тренировки: что бы ни происходило, никто из группы так и не назвал друг друга по имени. Похоже, Густав вбил в них это правило до уровня рефлекса.

Больше он не успел подумать ничего.

С улицы послышался звук... бибикнула машина. Все замерли. Даниил вопросительно посмотрел на Артема. Тот закатил глаза и прислушался.

Сигнал повторился: длинный гудок и два коротких.

– Это нам?

– Твою мать!

– Ну? Что там?

– Ч-черт!

– К нам?

– Похоже на то...

– Б-блядь! Много?

– Тетка... Вроде одна...

Даниил рванул на себя ворот рубашки охранника и заставил его подняться на колени. Наклонившись к самому лицу, он внятно проговорил:

– Не вздумай шевелиться. Застрелю, на хуй!

Парень был на грани обморока. Он даже не пытался шевелиться. Даниил слегка отпустил воротник. Парень судорожно втянул в себя воздух.

Даниил видел, как на лице у него выступают капли тяжелого пота... сотни, тысячи капель.

Повисшая тишина давила на уши. Артем, не шевелясь, смотрел, что происходит снаружи. Автомат он перекинул себе на плечо. Правой рукой он подал знак, чтобы никто не вздумал шуметь.

– Точно! К нам! Заткнитесь все...

Гребень за волосы оттащил кассиршу с середины зала. Она страдальчески скривила лицо. Словно насекомое, быстро-быстро заперебирала ногами.

Гребень что-то шептал ей на ухо и придавливал голову к стене. Дуло пистолета он держал прямо у ее виска.

За дверью послышались шаги. Даниил глотнул воздуха и почувствовал, что в животе опять муторно заворочалось. Неужели он действительно все это делает? Неужели все это действительно происходит?

(нас всех поймают... нас поймают... иначе это никогда не кончится...)

Артем густым басом проговорил:

– Закрыт обменник, мамаша. Не работаем мы сегодня. Нет, не работаем...

Тетка за дверью что-то у него спросила. Артем ответил, что кончились рубли.

– Нет. Нет, мамаша, не знаю, когда будут...

Щель в дверях он оставил совсем маленькую и целиком загораживал ее спиной. Даниил слышал прерывистое дыхание Гребня.

– Ага... ага... заходите еще. Завтра? Ну, может, и завтра...

И тут он совершил ошибку. Вместо того чтобы сперва закрыть дверь, Артем, не утерпев, бросил быстрый взгляд внутрь... а тетка, решив спросить что-то еще, сунула голову прямо в щель... в просвет между краем двери и плечом Артема. Даниил отчетливо увидел ее лицо... одутловатое лицо немолодой, помятой женщины... и на этом лице он прочел сперва хмурую озабоченность... потом непонимание... потом от вида парней с пистолетами, прикрывающимися как щитами охранником и кассиршей, у тетки отвалилась челюсть и округлились глаза.

– Бери ее! – срываясь, крикнул Гребень, и Артем, вытянув руки вперед, бросился на тетку.

Она отшатнулась. Артем успел схватить ее за серый плащ и потащил внутрь. Теткина сумочка упала, тетка хваталась за косяк... но Артем был выше ее на голову и вдвое шире в плечах.

Он еще раз рванул ее на себя, и, перелетев через порог, тетка рухнула на пол.

Теперь орали уже все. Тетка протягивала руки в сторону двери. Артем матерно рычал. Кассирша, выпав из реальности, на грани ультразвука голосила.

– Заткни ей пасть! Быстрее!

Спустя еще секунду:

– Мочи ее!

Носком тяжелого ботинка Артем, не целясь, пнул женщину в грудь и сдернул автомат с плеча. У женщины было некрасивое старое лицо... и некрасивые старые руки... этими руками она пыталась закрыться от пуль, вылетевших из автомата Артема.

Дуло вздрогнуло всего несколько раз. Больше четырех одиночных выстрелов позволить он себе не мог.

(мы не власть. не армия и не менты. городской партизан сам добывает себе боеприпасы. и добывать их приходится большим потом и кровью.)

Тело женщины дернулось, съехало со ступенек, и больше она не шевелилась.

Даниил прекрасно понимал, что это означало. Теперь они должны будут убить их всех. Гребень, отвернув лицо, чтобы не видеть, два раза выстрелил кассирше в голову. На стену брызнуло.

Артем, стоя в дверях, орал:

– Уходим! Быстро, быстро уходим!

Ногой он придерживал дверь и, скалясь, будто у него свело лицо, смотрел на Даниила. Гребень уже бежал к выходу, на ходу заталкивая за пазуху сумку с деньгами.

– Ну же! Ноги! Ноги!

Перед глазами у Даниила плыли красные пятна. Он чувствовал ядовитый запах собственного пота.

Он должен был выстрелить. Просто напрячь указательный палец правой руки... и сделать шаг в сторону... чтобы не испачкаться кровью... больше ничего.

Он должен был выстрелить. Но он не выстрелил.

– Писатель!.. Твою мать!.. Кончай его!..

Он все еще стоял и держал свой пистолет возле головы парня. Левой рукой он все еще душил охранника воротником. Тот даже не пытался пошевелиться.

Артем в последний раз крикнул: «Ну?!»

Даниил смотрел Артему в глаза. Он знал, что сейчас произойдет. Он вообще удивительно четко и ясно все понимал. Он чувствовал горячую мокрую кожу охранника под своей рукой. Тетка хотя бы пыталась защититься от выстрелов руками. Парень же просто стоял на коленях... и дышал.

«О'кей...» – произнес Артем. Большим пальцем он сдвинул рычажок с отметки «одиночный выстрел» на «стрельбу очередью».

Звякнув о стену, гильзы градом посыпались на пол. В воздухе поплыл кислый запах пороха. Только спустя секунду

(секунду?)

от рук до головы Даниила дошло ощущение того, какими тупыми толчками входят пули в упругое... жаркое тело охранника.

Три... шесть... восемь пуль... потом он перестал считать.

Артем все еще стоял в дверях. Он словно застыл в странном танцевальном па. Охранник, взбрыкнув ногами и дернув рукой, начал заваливаться. Прямо на Даниила.

Даниил все так же ясно понимал, что происходит вокруг него, вот только сделать хоть малейшее движение... хотя бы шагнуть в сторону, хотя бы снять руку с шеи парня он был не в состоянии. Его ладонь все еще была засунута за воротник охранника.

Когда тот навалился на него всей тяжестью своего мертвого... совсем мертвого тела, на ногах Даниил не удержался и рухнул на пол вместе с ним.

Лежа на полу, он полной грудью вдохнул запах крови. Омерзительный запах крови уже умершего человека.