Молодость - Михаил Сегал Страница 3

– Нравится, – застенчиво сказала Лика и сразу стала придумывать, что бы такого изобразить. Они пошли с дедушкой по запутанным коридорам обратно в кафе, встречая на пути работников театра.

– Здравствуйте, – говорила всем Лика.

Люди удивлялись, иногда даже – пугались, а она торжествовала: это был успех!

В кафе Лика окликнула администраторшу сказочным голосом:

– Не подскажете, как до ближайшей лесополосы добраться?

Администраторша обернулась, ахнула и узнала ее, видимо, только по дедушке, стоящему за спиной.

– Господи… Валерий Иванович, ну вы и волшебник!.. А этот образ тебе близок?

– Ближе некуда! – ответила Лика, ударила себя в грудь и пропищала: – Мне бы в лесочек ближайший. В городе прокормиться нет никакой возможности.

Так что уже год, как Лика дружила с Эльфогномом. Странно получалось: вроде и знаешь, что это – ты сама, а все же как-то вдвоем веселее. Он и говорит по-другому, и сидит, и ходит. Бывало, прибежишь из школы, супа в себя закинешь, а через полчаса уже:

– Привет, девочка!

– Привет, чудище!

Гримировалась Лика теперь сама. Она и раньше дедушке помогала, но за год так здорово научилась «превращаться», что его участия уже не требовалось. Обычно она занималась с детьми в выходные или во время спектаклей, когда взрослые слушали оперу. И теперь уже точно знала, как вести себя с малышами. Сначала – мультики. Тут даже думать нечего. Под мультики они в себя приходят, привыкают, что родители ушли. Но только если совсем маленькие, им объяснять надо. Они же не понимают ничего про принца Лимона, сеньора Помидора и про кума Тыкву с его финансовыми затруднениями. Даже элементарные погони приходится разжевывать: что происходит, когда и кого бояться.

– Ой! Посмотри, Чиполлино побежал, его сейчас догонят! Что же делать? Наверное, надо бежать быстрее! Класс, он побежал быстрее! Его теперь не догонят!

Потом – рисовать. Больше всего Лике нравился трехлетний Антошка. Глазки умные, носик кверху. Но – не художник. Она рисовала за него, а потом показывала результат старшему брату, который приходил «забирать». Брат улыбался, хвалил Антошку. Может, даже догадывался про подмену… А может, нет. Но он был хороший. Не то что другие старшие братья и папаши. За год Лике шортики эльфа стали малы, и… Ну в общем… Как сказать… В общем, иногда Лика видела, как они смотрели на нее, конкретно на ноги! Например, демонстрируется родителям Репка. Лика – Репка, остальные за жучек. Тянут-потянут, а Лика смотрит в зал и видит, как на нее пялятся.

Поэтому больше она любила устраивать театр для самих детей. Теневой! Становилась за ширму, включала яркий свет и изображала всяческие силуэты.

– Кто я? – спрашивала она.

– Заяц! – отвечали дети.

– А сейчас?

– Бабка-Ёжка!

– А сейчас? – надевала шляпу и брала смешное ружье, похожее на тромбон.

– Охотник!

– А сейчас? – Можно еще нацепить «пятачок» и встать на четвереньки. Задумались? Хррр-хррр!

– Свинья, поросенок! – кричали малыши наперебой.

– Ну а так? – Просто на корточки и – клубочком. Дети затихали, но ненадолго. Всегда находился кто-нибудь догадливый:

– Репка?

«Вот он сидит напротив, спиной к окну. Старый, седой, прекрасный. Опустит голову – и солнце бьет поверх, на потрескавшийся пол. Поднимет – оно опять играет в его волосах.

Подходит совсем близко, наклоняется. Вдох – и тихий, благородный запах старости убаюкивает. Берет меня за подбородок, трогает, поворачивает из стороны в сторону. Он совсем близко. Гладит шею. Руки крепкие, в них так спокойно.

Как глядя на взрослого человека, сложно представить, что когда-то он был ребенком, так рядом с ним не верится, что он был молодым мужчиной, потом средних лет, потом еще старше, еще… А я? Я тоже буду старой? Как это представить?

Он возвращается и садится на свой стул. Рисует. Смотреть не дает. Я знаю, что там, на бумаге, уже живет другой человек. Это я, но другая… Через много лет… Через сколько?».

Лена приехала в город два года назад. Сейчас и драматическим актерам тяжело (если не в Москве), а оперной певице и подавно. Театров по стране раз-два, и обчелся. В столицах можно всю жизнь просидеть на «скамейке запасных», там своя мафия, примы окопались серьезно. За границей пробовала – не вышло. Потратила столько денег, поездила по прослушиваниям, а толку? И вот – позвали сюда. Петь. Нормальные главные партии. Любой актер вам скажет, что можно ждать в столице год или два, но, если эти два затягиваются на пять, он едет туда, где можно работать.

Валерий Иванович рисовал, не торопясь, останавливался. Елена сидела, задумавшись.

– Вот сюда, Леночка, мне на ушко смотрите. Я как раз сейчас глаза рисую.

– А на вас нельзя? От уха до глаз не такое большое расстояние.

– Это вам так кажется. А взгляд уже не тот. Или у меня уши некрасивые?

– Фантастические уши, Валерий Иванович!

– Научно-фантастические, я бы сказал.

Елена засмеялась. Ей нравился трезвый спокойный юмор этого старика.

– Если хотите получиться по-человечески, а не «научно-фантастически», смотрите на ухо. Оно у меня еще прекраснее, чем глаза.

Ничего не оставалось, как смотреть. Большое, настоящее стариковское, с отвисшей мочкой. Ухо поворачивалось то в фас, то в профиль: иногда Валерий Иванович поглядывал на прикрепленную к мольберту фотографию. Он рисовал сразу с двух женщин: с Елены и со старой – на портрете. От одной брал внешность, от другой – морщины.

– А с кого вы рисуете глаза, Валерий Иванович?

– Левый – с вас, правый – с Оленьки.

– А вам не тяжело?.. Извините.

Старик никак не отреагировал. Не загрустил, не улыбнулся.

– Мне тяжело… Но мне по-любому тяжело: что рисуй, что не рисуй. Так уж лучше я буду рисовать.

Елена села смирно, замерла и, надеясь беспримерным послушанием загладить неловкость, уставилась на ухо. Оно опять стало крутиться: профиль, фас, профиль, фас.

– Последний раз, – сказал Валерий Иванович, – гипсовые головы в институте рисовал.

– Что? – не поняла Елена.

– Отомрите, я же человека рисую, а не статую. Идите сюда, посмотрите.

Лена медленно, стараясь не выдать своего интереса, обошла Валерия Ивановича и взглянула на мольберт. С листа бумаги на нее пристально смотрела красивая, величественная старуха лет восьмидесяти. Вернее не на нее, а слегка мимо, словно сзади кто-то стоял. Лена обернулась. Старуха смотрела на Валерия Ивановича. Он – на нее.

– Я буду такой? – спросила Елена.