Семейная могила - Катарина Масетти Страница 3

Я-то знай себе помалкивала в тряпочку, если он в очередной раз заводил речь про то, как она зеленела лицом, когда он выгребал навоз из стойл, или на что были похожи ее гороховые тефтели. Я прекрасно понимала: он пытается убедить себя, что она ему не пара, и добавить мне тут было нечего, тем более что я ее и в глаза-то не видела. Я просто доставала вязанье и со временем научилась пропускать все это мимо ушей. Две лицевые — две изнаночные — меняем цвет — и закрепляем нить с изнанки — и «да уж, тяжело тебе пришлось… Может, приготовить сардельки на ужин? Что скажешь? И картошечку с укропом?».

Теперь-то я жалею, что не слушала повнимательней. Сейчас не помешало бы знать, с чем имеешь дело. Потому что после вчерашнего вечера, похоже, наша жизнь никогда уже не будет такой, как раньше, — да хоть вчера днем, когда ему еще казалось, что мои булочки с фисташково-миндальной начинкой ничуть не хуже стряпни тети Эллен, и мы разглядывали каталог из ювелирного. Белое золото, тоненькие, с изящным таким плетением. Кольца не должны быть слишком толстыми: не приведи Господь, зацепится за какую-нибудь шестеренку в тракторе — и пальца как не бывало, если кольцо не лопнет. А пальцев у него и так немного осталось, ему их беречь надо.

В десять вечера он приехал домой. Я сидела и смотрела по телевизору «Уголок антиквара». [4]Бог ты мой, сколько же люди хранят барахла! Так ведь еще не вздумай все эти старые комоды перекрашивать или обдирать старую краску, это, видите ли, красиво, когда они обшарпаны и «покрыты следами времени». Он вошел, не сказав ни слова, и тут же уселся за компьютер — сидит и пялится в новую программу по кормлению скота, мы ее и не использовали ни разу. Даже к клавиатуре не притронулся.

Я подошла к нему и спросила, не хочет ли он выпить на ночь кофейку, но он только улыбнулся и кивнул не глядя, словно и не слышал, что я сказала. Вот тут уж я всерьез забеспокоилась, в груди так и екнуло, и башка разболелась не на шутку. Тогда я пошла наверх и легла, решила, захочет — словом не заикнусь про головную боль, и раньше такое бывало. А то скажешь, что не в настроении — ну, голова там или дела, так он лишь по волосам погладит и засыпает, да только потом первый не придет, самой приходится к нему подкатывать. Как будто ему все равно: есть — хорошо, нет — так и без этого обойтись можно, по крайней мере со мной.

Разве так оно должно быть? Я тут иногда «Веку-ревю» почитываю, всякие там «Как пробудить в нем страсть» и тесты еще такие, где нужно отмечать галочкой, каков он есть и как с ним быть. Так, говорят, нужно его удивлять — ну вроде как промеж ног погладить невзначай, пока он спорт смотрит, языком лизнуть там-сям. Я пока не пробовала, уж больно все это глупо, но для себя решила, что если он совсем потеряет интерес, то еще почитаю — и тоже пойду языком орудовать, куда деваться. Она-то уж наверняка не стеснялась, Креветка эта. Тьфу!

Правда, с такими трудягами, как он, не угадаешь. Иногда он и сам говорит: «Господи, это в разгар сенокоса-то, знаешь же, что сил никаких нет!» Или, к примеру, две-три коровы отелятся в одну ночь. Или он мыл навозоразбрасыватель, и теперь ему кажется, что весь пропах дерьмом. Ну, не знаю.

Как бы то ни было, этой ночью мне не пришлось перемогать головную боль. Прошло несколько часов, прежде чем он поднялся в спальню и улегся, и, так как я уже выключила свет и лежала молчком, он просто лег, заложив руки за голову, но еще долго не спал, это я по дыханию слышала. В конце концов я уснула. Я и сама-то безумно устала, работала в тот день в ночную смену и еще толком в себя не пришла. А утром его уже не было.

Весь день на работе я ходила сама не своя. Ничего такого он не сказал и не сделал, но я нутром чуяла, что вся наша жизнь летит кувырком. Поэтому после работы я предприняла то, что давно уже собиралась, но как-то все не получалось: пошла в библиотеку на нее посмотреть.

Ну не дура ли? Я даже не знала, как она выглядит. Фотографий у него не было, я как-то заглянула к нему в бумажник. Была там одна на высоких каблуках, довольно красивая, с темными волосами, в бежевом платье, в ушах — золотые листочки, только вот под носом две глубокие складки, как будто она все время на кого-то сердится. Он бы ее назвал «Бежевой». Но я и сама догадалась, что это не она.

А тут как раз какая-то пожилая тетка спросила: «Дезире, у тебя, случайно, нет моего каталога?» — и я увидела невзрачную девицу, которая сидела за столом справок и пялилась прямо перед собой. И не отвечала.

Она улыбалась. И тут у меня опять екнуло в груди, и я подумала: конец!

Результат отрицательный. Тест показал отрицательный результат.

Я не видела Бенни с того самого вечера, когда расплакалась в его объятиях и сказала, что не хочу, чтобы он больше приходил. На следующий вечер он снова позвонил в дверь — ну или думаю, что это был он, — но я сидела в темноте, обняв индийскую подушку, которую он мне когда-то подарил, сочтя мою гостиную блеклой, как приемная в больнице. Он все звонил и звонил, слезы так и лились по моему лицу, но я не открыла. Только закапала рассолом нежный голубой шелк.

И все же в глубине души я была уверена, что рано или поздно мы снова будем вместе и я объясню Бенни, почему тогда не открыла. Когда мы окажемся за столом в нашем библиотечном кафе и с серьезными лицами станем решать, что будем делать дальше в связи с моим положением. Как будем жить, как решим проблему с его подругой, будем ли съезжаться до родов, будем ли вообще съезжаться. Будем ли делать пробу околоплодных вод… Сама того не сознавая, я была настолько убеждена, что этот разговор в библиотечном кафе и правда состоится, что полученный ответ поверг меня в глубочайший шок. Да меня, черт возьми, уже тошнило по утрам! Прямо как двухлетнюю сучку с ложной беременностью!

Результат отрицательный. Тест показал отрицательный результат. Я оказалась совершенно не готовой к такому повороту событий, хоть каждое утро и твердила, как мантру: если ничего не получится, побалую себя недельку на Азорских островах, прежде чем решать, что делать дальше с моим материнским инстинктом…

Трепись, трепись, дурочка Дезире, только саму себя обманываешь, сколько бы туристических каталогов ты ни складывала на ночном столике!

Потому что на этот раз я серьезно влипла. До того как мне пришла в голову эта безумная идея попросить Бенни сделать мне ребенка, я его почти забыла. Ну, не забыла, но отодвинула на задний план. Ничто не похоронено, все еще живо, но я нашла в себе силы двинуться дальше, обнаружила новые приоткрытые двери, ощутила свежее дуновение ветра. Бенни был частью моего прошлого, причем не самой худшей.

Жизнь моя была довольно насыщенной, я могла с головой уйти в любимую работу, а могла попытаться приблизиться на шаг к роли матери, что я и выбрала. Я почувствовала себя теплой и полной жизни, как свежевспаханное поле, кишащее полезными микробами в ожидании своего сеятеля. Конечно, я всегда могла поехать в какую-нибудь датскую клинику. На худой конец я могла просто-напросто зависнуть в первом попавшемся баре и подцепить какого-нибудь не самого противного сеятеля. А потом мне приснилось, как улыбающийся Бенни идет по полю и разбрасывает семена, которые зачерпывает горстями из большого картонного ведерка из-под попкорна, и я поняла, что именно Бенни должен стать моим сеятелем. Я пошла и позвонила ему. Наивная, будто девочка, весь жизненный опыт которой ограничивается колонками подростковых журналов.