Зверочеловекоморок - Тадеуш Конвицкий Страница 3

– Все нормально, старик, – сказал дог и направился в комнату.

Там он по собачьей привычке обнюхал мебель, даже приподнял заднюю ногу возле столика с телевизором, но вовремя спохватился.

– Хорошо живете, – заключил он. – Только чего-то холодно.

– Топить перестали,– машинально объяснил я.

Дог приблизился и опять стал молча меня разглядывать. С его толстых черных губ капала слюна; солидности ему, надо сказать, это не прибавляло.

– Небось вспоминаешь дурацкие книженции, где к впечатлительным деткам, которых не понимают окружающие, по ночам приходят зверюшки или какие-нибудь знаменитости, а?

– Точно. Примерно так я и подумал.

– И совершенно напрасно. Я по делу.

– Внимательно тебя слушаю.

– Не язви, старик, – брезгливо скривил толстые губы дог. – Я не утешитель глупых детишек. Я – изобретатель. Прямо говорю: пес-изобретатель.

Вот тут я немного струхнул. Здоровенная, как-никак, была псина. Не меньше семидесяти килограммов. Даже теперь, когда он стоял не шевелясь, под ржавой шкурой подрагивали толстые узлы мускулов. Я заставил себя улыбнуться.

– Молчишь? – спросил он таким низким голосом, что в окнах задребезжали стекла. – Небось думаешь, я спятил?

Но у меня в голове вертелась только одна дурацкая, трусливая мысль: ему сделали прививку? Ему сделали прививку?

– Почему бы и нет? Всякое бывает.

– Ты это о чем? – насторожился дог.

– Об изобретательстве. Вдруг возьмешь да что-нибудь изобретешь.

– То-то и оно, старик. Я тебя давно приметил. Могу взять в дело. Хочешь?

– Хочу. Почему нет?

Он был так поглощен своей миссией, что даже не обратил внимания на отсутствие энтузиазма в моем голосе. Сдвинул два кресла, неуклюже взгромоздился на одно из них. И коротко приказал:

– Садись.

Я сел напротив.

– И что теперь будет?

– Не задавай вопросов. В конце все поймешь. Глядя, как пес неудобно сидит на собственном хвосте, как его костлявые ноги поминутно сползают с подушки, как он пытается передней лапой заслонить впалое брюхо, я с трудом сдерживал смех. Но он пристально смотрел мне в глаза. Теперь я разглядел вокруг темно-карих зрачков узенький белый ободок.

– Ты готов? – тихо спросил он.

– Готов, – ответил я, и мне стало не по себе.

– Не робей, старик.

Мы все напряженнее смотрели друг на друга. Окна за его спиной расплылись, превратились в два бесформенных, постепенно темневших пятна. В пронзительной тишине я услышал далекий плеск воды, словно мальчишки гурьбой переходили вброд мелкую речку. Стало совсем темно, и я со страхом подумал, что ослеп. Хотел закричать, вскочить с кресла, броситься наутек, но в этот момент скорее почувствовал, чем увидел слабый свет, реденький, робкий свет занимающегося утра.

Раньше всего я различил какие-то диковинные извивающиеся тени, угрожающе тянущиеся ко мне. Но это оказались густые, непролазные заросли ольхи. Затем я увидел небо, слегка намыленное облаками, и услышал бормотание речной воды, одолевающей большие валуны.

Я сидел на узкой полоске каменистого берега посреди буйного царства невиданных трав, ярких цветов, вьюнков, забравшихся в ольшаник, и желто-зеленых с белыми шишечками гирлянд, напоминавших хмель, которые и в самом деле могли быть диким хмелем.

От воды тянуло холодом, поэтому я взобрался на невысокий откос. И очутился на большом лугу, где росла густая трава с редкими цветками, похожими на комочки белехонькой ваты. Передо мной расстилалась необыкновенная ярко-зеленая долина. Сзади, за рекой, упирался верхушками в небо густой дубняк. Напротив тянулся длинный пологий склон, увенчанный полосой елового леса и высокой колокольней костела. Где-то посреди склона краснели черепичные крыши. Там, вероятно, пролегал железнодорожный путь: я увидел невысоко над землей шлейф серого дыма, а потом до реки докатился хриплый крик паровоза. Справа долину замыкало нагромождение белых камней – далекий город, затянутый дрожащей от жары дымкой. А слева был огромный тополевый парк, скрывающий какое-то золотистое строение, показавшееся мне старинной усадьбой.

– Ну, каково первое впечатление? – услышал я басовитый голос.

Дог лежал на брюхе в сочной траве и прерывисто дышал. С черной губы свисала капля слюны. Похоже, он немного стеснялся, что морда у него постоянно мокрая.

– Где мы? – тихо спросил я.

– Где-то во Вселенной, старик.

– Я, кажется, откуда-то знаю эту зеленую долину.

Дог посмотрел на меня, иронически прищурившись:

– Может, на каникулы сюда приезжал?

– Мы ездим на море. Мне нужен йод. Я когда-то ужасно болел.

Тут я заметил у кустов ольшаника небольшое стадо коров. Какие-то мальчишки, наверное пастухи, кидали камни в реку, испещренную тенями, так как солнце уже клонилось к закату и висело низко над каменными террасами города. Лучи его падали косо и отливали красным.

Вдалеке кто-то пел гортанным голосом, пронзительно и протяжно. Мне стало не по себе, да чего там – просто страшно.

– Ну что, возвращаемся? – спросил я. Пес встал, потянулся, зевая.

– Куда?

– К нам, домой.

– Сперва я тебе кое-что покажу.

И тяжело зашагал по лугу. Я быстро растоптал теплую кротовину. На песчаном пятачке начертил примитивный план долины и наметил обратную дорогу. Дог остановился, настороженно оглянулся:

– Ты чего там делаешь?

– Ничего особенного. Нашел свежую кротовину. Из-за красных крыш поселка опять выкатился клуб дыма. Это поезд отправился в путь после короткой остановки. Был он какой-то чудной, я таких никогда не видел. Немного похожий на поезда с картинок в старинных детских книжках.

Мы все еще шли по лугу. Из густой травы вдруг выпорхнула большая птица и, с шумом рассекая крыльями воздух, неторопливо полетела в сторону редкого соснового леса над крутым песчаным обрывом. Дог бросился было в погоню, но вернулся и долго искал что-то в пахнущей мятой траве. Чихнул пару раз, но гнезда не нашел. Догнал меня, немного смущенный.

– Ты уже бывал здесь? – спросил я.

– Еще бы. Каждую тропку знаю.

– А меня почему с собой взял?

Пес помолчал минутку, а потом нехотя проговорил:

– Потом узнаешь. Наберись терпения, старик. Мы пересекали проселочную дорогу, когда из каких-то зарослей, кажется шиповника, выкатился довольно большой петух. Перья у него на груди были будто залиты соусом, тощие крылья небрежно сложены. К неопрятному клюву прилепились зернышки то ли ячменя, то ли ржи. Двигался петух неуверенно: глаза его плотно затягивала белая пленка, и вообще непонятно было, как он не сбивается с едва заметной тропки.