Братья Берджесс - Элизабет Страут Страница 3

Впрочем, нет. О детях она говорить не будет. Дочка Энглинов прогуливает уроки и где-то шляется ночи напролет. Но как же все десять дней избегать разговоров о детях? Надо спросить Джима.

Хелен спустилась в кухню. Домработница скребла овощечисткой сладкий картофель.

– Эна, мы сегодня ужинаем не дома. Вы можете быть свободны.

Ветер разметал осенние облака, играющие множеством оттенков серого, и солнце широкими лучами заливало Седьмую авеню. Боб Берджесс шагал к дому своего брата мимо китайских ресторанов, ювелирных магазинов, лавок с открытками, лотков с овощами, фруктами и срезанными цветами.

Боб был высок, ему шел пятьдесят второй год, и самая главная черта его заключалась в умении вызывать у людей симпатию. В его обществе любой чувствовал себя среди своих. Знал бы об этом сам Боб, может, его жизнь сложилась бы по-другому. Но, увы, он не знал, и сердце его часто сжималось от неясной тревоги. К тому же Боб не отличался последовательностью. Друзья замечали, что сегодня он душа компании, а завтра где-то витает и не расположен общаться. Вот об этом своем качестве Бобу было известно – со слов бывшей жены. Пэм говорила, что он имеет привычку уходить в себя. «Джим тоже так делает», – оправдывался Боб, на что жена отвечала: «Мы сейчас не о Джиме».

Ожидая на светофоре, Боб с благодарностью думал о невестке, сказавшей ему: «Вернется Джим, пойдем вместе ужинать». Именно с Джимом он хотел поделиться тем, что увидел, сидя у своего окна на четвертом этаже, что донеслось до его ушей из квартиры внизу – и что потрясло его до глубины души. Боб перешел улицу, миновал кофейню, в полумраке которой сидели в креслах молодые люди, уставившись в ноутбуки загипнотизированным взглядом. Боб чувствовал свою отстраненность от происходящего вокруг. Как будто не он прожил полжизни в Нью-Йорке и любил этот город как человека, как будто он, Боб, никогда не уезжал с заросших полей Новой Англии и никогда не видел и не желал ничего иного, кроме ее выцветшего неба.

– Звонила ваша сестра, – с порога сообщила Хелен, впуская его через решетчатую калитку перед ступенями особняка. – Хотела говорить с Джимом. Голос очень мрачный. – Она повесила куртку Боба в шкаф и добавила: – Знаю, Сьюзан всегда мрачная. Но один раз она мне даже улыбнулась. Когда я попробовала изобразить, с каким акцентом говорят в Мэне.

Хелен устроилась на диване, подогнув под себя ноги в черных колготках. Боб сел в кресло-качалку и стал раскачиваться.

– Не стоит изображать акцент Мэна в присутствии уроженцев Мэна, – продолжала Хелен. – Вот южане почему-то относятся к таким вещам куда более снисходительно. Попробуй, как они, протянуть «Приве-е-ет», и никто не усмехнется… Бобби, ты какой-то нервный. Нет-нет, не страшно, иногда можно и понервничать, лишь бы не случилось ничего серьезного. Ничего ведь не случилось?

Доброта Боба за годы жизни сделала его слабым. Теперь он прямо физически чувствовал это, какую– то текучесть в груди.

– Случилось. Насчет акцентов ты права. Жители Мэна принимают шутки над выговором близко к сердцу.

– Знаю, знаю. Ну, рассказывай, что произошло.

– Эсмеральда опять поругалась со Снобом.

– Погоди-ка… А, твои соседи снизу. У которых еще дурацкая собачонка, которая тявкает без умолку.

– Да-да, они.

– Ясно, ну, рассказывай. – Хелен была очень довольна, что не забыла эту деталь из жизни Боба. – Нет, подожди, как раз вспомнила. Представляешь, вчера в вечерних новостях был сюжет под названием: «Настоящие мужчины любят маленьких собачек». И там беседовали с разными, пардон, голубоватого вида мужиками, которые держали на руках разодетых мелких шавок. Подумать только! Мы третий год воюем в Ираке, а в новостях показывают такую чушь. А все потому, что детей у них нет. В смысле, у тех, кто покупает наряды собачкам. Извини, Боб, пожалуйста, я тебя перебила.

Хелен взяла в руки подушку, провела по ней пальцем и залилась краской. Боб решил, что у нее прилив, и опустил глаза, чтобы не смущать. Но климакс был ни при чем – Хелен покраснела, сообразив, что дурно отозвалась о бездетных людях, и Боб мог воспринять это на свой счет.

– В общем, они опять поругались, – продолжил Боб. – Сноб всегда в таких случаях кричит на жену… ну да, они женаты… так вот, он всегда кричит одно и то же. «Эсмеральда, ты мне на фиг мозг выносишь!» И повторяет снова и снова.

Хелен покачала головой.

– Ужас, вот жизнь у людей… Выпьешь что-нибудь?

Она встала с дивана – невысокая, со все еще хорошей фигурой, подчеркнутой бежевым пуловером и черной юбкой, – прошла к шкафчику из красного дерева и налила виски в хрустальный бокал. Боб ополовинил его одним глотком.

– Короче… – начал было он и осекся, увидев, как Хелен едва заметно поджала губы.

Она терпеть не могла словечко «короче», а он вечно об этом забывал, как забыл и сейчас. Боб уже чувствовал надвигающуюся неудачу. Не сможет он передать всю трагичность того, что случилось.

– Эсмеральда пришла домой. Разгорелась ссора. Он покричал свое обычное и пошел выгуливать собаку. А она в это время вызвала полицию. В первый раз за все время. Он вернулся с улицы, и его повязали. Я слышал, как копы говорили между собой, что жена заявила, мол, он ее ударил. И вышвырнул ее одежду из окна. В общем, его арестовали – и он был так поражен!

Хелен смотрела на Боба, явно не зная, что сказать, а тот продолжал:

– Стоял в этом своем аккуратненьком свитере на молнии и плакал: «Милая, я же за семь лет ни разу руку на тебя не поднял! Что ты делаешь? Милая, не надо!» Но на него надели наручники, посадили в полицейскую машину у всех на глазах и увезли. Ночует сегодня в каталажке.

Боб поднялся с кресла-качалки, достал из шкафчика бутылку виски и налил себе еще.

– Очень грустная история, – сказала Хелен, разочарованная, – она ожидала большей драмы. – Только он сам виноват. Думать надо, прежде чем бить жену.

– Сомневаюсь, что он на самом деле ее ударил. – Боб снова опустился в кресло.

– Интересно, они теперь разведутся? – задумчиво проговорила Хелен.

– Наверняка, – ответил Боб; на него вдруг навалилась усталость.

– А что тебя так расстроило? Арест или то, что их брак распался?

Хелен заметила, что разговор не принес Бобу никакого облегчения, и почувствовала себя уязвленной. Боб поразмыслил над ответом, качаясь в кресле.

– Да все! Обыкновенный день, и вдруг бац! – Он щелкнул пальцами. – Как гром среди ясного неба.

Хелен поправила подушку на диване.

– Какой же это обыкновенный день, если заявляешь на мужа в полицию.

Боб посмотрел в забранное решеткой окно и увидел шагающего по тротуару Джима. Его охватило легкое волнение при виде старшего брата – быстрая походка, длинное пальто, кожаный портфель. В двери повернулся ключ.

– Привет, милый! – крикнула Хелен. – У нас Боб.