Криница слов - Елена Асеева Страница 3

Я подошел к мальчику и присел подле него на край причала, а затем глянул ему в лицо.

Да, обалдел… потому, что мальчик был похож на сына моего Сашку, но то был не Сашка… то был я сам… в детстве!

Мальчик, повернул голову, посмотрел на меня и нахмурил свой нос, так как хмурил нос я в детстве. А я, немного погодя, пришел в себя, и тихо так, чтобы не напугать рыбу да не испортить рыбалку, спросил:

– Ты, кто?

Мальчик криво усмехнулся и тоже шепотом ответил:

– Я– это ты, а ты– это я…

– Но, как это может быть…, – удивленно прошептал я, а после еще тише добавил, – я, что умер?

– Да, – довольно громко произнёс мальчик, и, кивнув, вновь устремил свой взгляд на поплавок, который безмолвно замер на водной глади озера.

– Как же так… умер, – удрученно повторил я, и, посмотрев на себя, ничего не увидел, ни рук, ни ног, ни тела. – Умер…, – протянул я это страшное слово, а после заметил, – я же даже и не жил. Ничего не видел, с Сашкой не порыбачил, в реке вдоволь не накупался, вишни вдоволь не поел… и надо же умер…

– Что ж так бывает, – разумно сказал мальчик, и пожал своими угловатыми плечиками. – А потом, ты же знаешь, у всех одно начало и один конец… Ну, а то, что ты так глупо жил и неправильно, в том лишь твоя вина… Я вот правильно жил… Ходил на рыбалку, бегал в зеленых лугах, ездил на лошадях, работал с дедом в поле, в садах яблоки собирал, и в речке я купался… Я жил правильно, потому я останусь, а ты нет!

– Как так ты останешься, а я нет? – переспросил я мальчика, не очень понимая, о чем это он. – Но ведь я разговариваю с тобой, я же есть еще…

– Нет, тебя нет! Осталась лишь одна мысль в капельки сущности, – изрёк мальчик и повернув голову, посмотрел на меня своими серо-зелеными глазами, да вновь нахмурил нос. – Еще миг и ты исчезнешь, уйдешь в никуда, превратишься в ничто… Как жил– никак, незачем, так и испаришься. Останусь лишь я! Я тот, который умел жить, умел быть счастливым и не запирал себя в узкие рамки подданных этой планеты Земля!

Я ошарашено смотрел на мальчика, и думал, что он прав, такому несчастному глупцу который не смог прожить правильно, который загнал себя в узкие рамки подданного этого государства, который не видел почки, веточки, листочки, который не видел приход весны и осени, такому, который не помнит первое слово сына и незачем жить… ни там, на планете Земля в людском облике, ни здесь в этой бестелесной сущности. А потому, я тяжело вздохнул, последний раз глянул на мальчика, оный широко улыбаясь, подсекал рыбу, и, лопнув, словно мыльный пузырь, распался на множество частичек, каковые не могли думать, а, следовательно, не могли быть несчастными.

КОНЕЦ

г. Краснодар, июль 2011 г.

Ветры, ветры, о снежные ветры,

Заметите мою прошлую жизнь.

Я хочу быть отроком светлым

Иль цветком с луговой межи.

С. А. Есенин

Каждый человек сам для себя избирает веру и путь. Каждый человек сам решает верить ли ему в Христа, Аллаха, Будду, ДажьБога, сам решает, попадет ли он после смерти в рай, ад, Ирий-сад, Пекло или превратится в ничто. И каждый из нас, наделенный свободным разумом, правом предоставленным Богом, эволюцией и конституцией выбирая тот или иной путь, идет по нему или сворачивает тогда когда пожелает, поумнеет или повзрослеет.

Помню, как я впервые увидела службу в православном христианском храме….

Оговорюсь сразу, моя вера началась в храме и там же, в храме, закончилась… но обо всем по порядку.

И так, впервые службу в православном храме я увидела в детстве. Мне тогда было не больше пяти лет. Уж, я и не знаю, зачем мы с мамой зашли в храм, ведь я родилась и росла в атеистической семье, впрочем, как и в атеистической стране. Тогда я жила в далекой среднеазиатской республике, и жили мы мирно и славно, а возле большого сельскохозяйственного рынка стоял этот самый с тремя голубыми куполами храм. Он был обнесен белым, бетонным забором и прятался в зарослях высоких, с могучими стволами, дубов укрытых тенистой кроной темно-зеленой листвы. И как-то раз, то был наверно праздник, мы с мамой зашли в этот храм…

Помню было не очень много людей, зато много было духовенства, обряженного в золотые одеяния. Они так ярко блистали этими драгоценными переливами, что поразили не только мой детский взор, ум, но и душу…

И наверно, именно тогда я и уверовала в Бога, Господа Иисуса Христа– Творца и Спасителя!

Ну, а так как я росла в атеистической семье, впрочем, как и в атеистической стране, то очень долгое время я хранила эту веру в своей детской душе, надеясь наверно вскоре уверовать по-настоящему.

Наконец я подросла, а моя страна изменилась так кардинально, что внезапно стало модно верить, креститься и вешать на грудь кресты, не только золотые, но и медные, и алюминиевые. Стало модно ходить в церковь, покупать иконы, кланяться священникам.

И я не отставала от веяний моды, но если честно (вы же помните) в душе я хранила веру, и любовь к Господу, а когда моя подруга привезла с Киево-Печерской Лавры маленькую иконку, размером семь на пять, с изображением Матери Христа, я начала молиться. Однако тогда, я была очень юная, молитвы наизусть не знала, поэтому обращалась к заступнице всех русских простыми словами, и как-то так по простому просила всякую мелочь: здоровья, успешной сдачи экзаменов, мира в семье и стране… То были юношеские просьбы, те самые которые можно не исполнить и ничего с тобой не случится, а потому-то мне все время отказывали в этих мелочах, и потому как я была еще в нежной юности, не сильно обремененная жизнью, то я и не обращала внимания на эти отказы.

В семнадцать лет я покрестилась и была очень счастлива. Еще бы, теперь я стала совсем близка к нему, к Христу, к Спасителю и Творцу… И мне казалось теперь то он меня непременно услышит и дарует мне здоровье, поступления после школы в институт и самое главное мир моей стране. Впрочем я была все той же юной, а потому просила о мелочах, которые Господу можно было бы и не выполнять… потому как я и не замечу… И мелочи те не выполнялись, а я пока и не замечала этого.

В тот самый миг, когда я учила молитвы и обращалась к иконе двадцать на пятнадцать с изображением Владимирской Богоматери, произошел развал моей огромной страны.

И мы, русские, внезапно стали лишними в тех самых среднеазиатских республиках, которые наши деды и родители строили своими руками…!

Мы стали не просто лишними, а точно, красной, трепещущейся на ветру и раздражающей материей, для злобно бьющего копытом по земле быка, некогда братского народа.

А потому, нас культурно попросили убраться, что мы незамедлительно и сделали.

Мы продавали за бесценок квартиры, дома, дачи… Мы собирали в небольшие контейнера личную одежду, кой– какие ценности и остатки еще не распроданного имущества и отправляли куда-то к «черту на Кулички» – ох! ох! ох! Прости Господи, за поганое слово!!!