Птичий суд - Агнес Раватн Страница 3

Несколько солнечных дней спустя сад начал высыхать. В конце концов, я справилась с косой и скосила все до короткой торчащей соломы. Я вспотела на холодном воздухе. Бесцветное послеполуденное солнце уже заходило за гору, и у меня одеревенела спина. Я огляделась. Там и сям начали показываться весенние первоцветы. В один день шел снежный ливень, а следующий принес летнюю птичку – во всем этом не было никакой логики. Я прошлась граблями по полю, очистив его от сорняков и грязи, и отвезла все в тележке на край сада. Из-под сорняков показались старые клумбы с черной застывшей землей. Я еще их не трогала, может, там есть лук, семена и что-то живое под тем, что на поверхности. Иногда я поворачивалась и смотрела на дом во время своей работы и видела в окне мимолетный взгляд Багге. Не знаю, стоял ли он там и смотрел на меня или просто проходил мимо. Я отвезла инструменты обратно в сарай, обстучала землю со своих рабочих сапог о стену веранды и пошла в свою ванную. Наполнила ванну водой, залезла и отскребла землю от тела, воодушевившись новой возможностью существования. Работать под открытым небом, почувствовать это телом, вдохнуть в легкие свежий воздух. Никогда не думала, что перемена возможна. Не сама собой. Никогда. Эта мысль приносила облегчение и угнетала одновременно. Но теперь… Заставить себя делать это – работать в саду. Очистить все, дать возможность расти. Вот оно, спасение, – здесь я могла создать себя, свое целостное «я», здесь, где ничто не было связано со мной прежней. Очиститься и освободиться от долга, жить с чистым сердцем. Я вынула затычку, и вода утекла. Начисто промыла тело и волосы под душем и вышла из ванной. Внизу были слышны шаги Багге, это мог быть только он. Я вытерлась, оделась и вошла в свою комнату. Из окна я увидела, как он пересек двор и прошел в сад, может быть, для проверки. Его большие ботинки похрустывали по сухой соломе, его спина исчезла за фруктовыми деревьями и вниз по ступенькам к набережной. Я почувствовала шевеление вверху живота. Мужчины, подумала я, какие они красивые. Некоторые из них. Голоса, плечи. Я быстро вышла из комнаты и взялась за ручку двери напротив; было заперто. Остановилась у лестницы и подумала, не обыскать ли молниеносно все вокруг. От этой мысли сердце застучало громче, и я не решилась.

Его ванная располагалась справа от входа, там был старый кафельный пол, обычный туалет и душ за шторкой. По указанию я мыла пол и его ванную раз в неделю. Я могла сама выбрать день, сказал он, но добавил, что ему нравится запах моющего средства у двери ближе к концу не-дели.

Наливая воду в ведро на кухне, я увидела, как он идет в сад. Он был большой, высокий и машинально наклонялся, заходя и выходя из комнаты. На улице он ходил медленно, в тяжелых походных сапогах, всегда прямой, несмотря на свой рост. Почему-то я думала о боге Бальдре [2], когда видела его удаляющимся. Мне нравилось любоваться его спиной. Я любила смотреть на его походку. Он всегда носил рубашки, а по вечерам, когда холодало, надевал сверху темно-синий шерстяной свитер. Я его не интересовала совершенно, его ничего не интересовало. Кроме того, что происходило в его кабинете. Я старалась не выказывать любопытства. Старалась заниматься своими делами, думать о том, что происходит в саду. Постепенно я стала думать о нем как о своем, планировать меню. По вечерам я писала списки того, что есть, и того, что нужно купить, что мне приготовить, как использовать все по максимуму. Это помогало мне занимать мысли, иначе они быстро становились негативными.

Дверца шкафчика в ванной открылась с коротким щелчком. Все, что там было, это обезболивающее, пластырь, карандаш от комаров, бритвенные лезвия и самый обычный дезодорант. Это меня удивило, я-то думала, что он принимает какие-нибудь сильнодействующие лекарства. Я поймала свое отражение в зеркале, пока вытирала его салфеткой. Очевидно, что человек, уставившийся на меня с отражения, только что сделал что-то плохое; я видела этот взгляд сотни раз. Все, хватит, подумала я, нужно быть искренней.

Было написано, что нужно подрезать кусты перед появлением почек, но о времени не было ни слова. Я села на табуретку перед первым кустом черной смородины и внимательно посмотрела на ветки. Я нашла книгу по садоводству на полке, но там было очень мало информации. Я взяла в привычку вести постоянный внутренний диалог с самой собой в саду, с утра до вечера. Я думала обо всем. Мне всегда казалось, что даже если я однажды сойду с ума, я не такой человек, чтобы ходить по улицам и громко разговаривать сама с собой, потому что мне нечего будет сказать. Но здесь, в этой тишине, запуская руки в холодную влажную землю или отрезая мертвые ветви, я захлебывалась своеобразной внутренней болтовней, бесконечными разговорами сама с собой, иногда воображаемыми диалогами между мной и другими людьми, я рассуждала и спорила часами. Я проигрывала во всех своих внутренних спорах. Я прислушивалась больше к своим воображаемым оппонентам, чем к самой себе, их аргументы всегда перевешивали. Другим людям всегда доверяешь больше, чем себе.

Сначала я срезала обмороженную ветку смородины, потом те, что лежали на земле. Наконец самые старые ветки внизу куста. Кольцам на поверхности срезов было уже, во всяком случае, семь-восемь лет, я подумала: как странно, что Багге с женой так сильно запустили свой сад.

Потом я взяла ножницы с собой на каменистый обрыв, где рос фундук. Если я сейчас хорошо его обстригу, потом могут быть хорошие орехи. Ходить на цыпочках по саду и делать маленькую работу было не только радостью, но и балансом на тонкой линии самопознания. Ожидания, которые были у меня перед приездом, сильно снизились. Мое невежество в садоводстве было очевидно – я вообще ничего о нем не знала, никогда не интересовалась, на самом деле у меня был небольшой комплекс неполноценности в том, что касается садов. Что земля – это не просто земля, что нужно добавлять удобрения или питательные вещества. То, что природа не смогла сама справиться, было для меня наибольшей преградой. В сарае лежали старые семена, но нормальный человек не мог разобрать то, что было на них написано; о прополке и подобных вещах было написано языком, совершенно не предназначенным для меня. Я запоминала небольшие отрывки из книги по садоводству, пыталась представить себе то, о чем читала, на следующий день шла пробовать на практике. Вот так? Это они имеют в виду? Меня бросало в дрожь каждый раз при мысли о том, что Багге мог стоять у окна и наблюдать за мной, что он стоял и почесывал в затылке: что это она там делает? Нет-нет, не так! Поначалу я не решалась ни на что, кроме произвольной прополки грядок. Сейчас я сделала все так, как посчитала нужным, и подумывала посадить лук, но в том, что касается лука, автор книги полагал, что каждый читатель знает все о его посадке и что у всех людей на земле есть маленький багаж знаний о том, как сажать лук весной, а я этого не понимала.

Я собрала ветки фундука и положила их в тележку. Переехала поле и вытряхнула тележку в мусорную яму. Солнце внезапно вышло из-за темного неба, неожиданно теплое и четко очерченное. Я присела на камень, спиной к дому, закрыла глаза и подставила лицо солнцу. Вздохнула. Подумала, что вообще работа в саду – это для меня, просто раньше у меня никогда не было возможности познакомиться с ней. Я быстро училась, и у меня не было с этим проблем, схватывала все на лету, нет причин считать, что у меня какая-то «садовая дислексия».