Искусство рассуждать о книгах, которых вы не читали - Пьер Байяр Страница 3

Поход в библиотеку погружает нашего героя, не слишком-то привыкшего иметь дело с книгами, в сильнейшую тоску: перед ним море знаний, в которых он совершенно не способен ориентироваться, они ему неподвластны, а ведь он военный и привык командовать.

«Мы стали обходить это колоссальное книгохранилище, и поначалу, знаешь, я не был так уж ошеломлен, эти ряды книг не хуже, чем гарнизонный парад. Вскоре, однако, я начал считать в уме, и результат получился неожиданный. Понимаешь, мне раньше казалось, что если ежедневно прочитывать какую-нибудь книгу, то это будет, конечно, очень утомительно, но конец этому когда-нибудь да придет, и тогда я вправе буду претендовать на определенное положение в духовной жизни, даже если я то или другое пропущу. Но что, ты думаешь, ответил мне библиотекарь, когда я, не видя конца нашей прогулке, спросил его, сколько же, собственно, томов в этой сумасшедшей библиотеке? Три с половиной миллиона томов, отвечает он!!

Когда он это сказал, мы находились примерно у семисоттысячной книги, но с той минуты я перестал считать. Избавлю тебя от труда, в министерстве я еще раз проверил это с карандашом в руке: мне понадобилось бы десять тысяч лет, чтобы осуществить свой план при таких условиях!»

Осознание того, что количество книг, которые нужно прочесть, близко к бесконечности, подталкивает к мысли, что читать и вовсе не стоит. Глядя на неисчислимое множество уже вышедших книг, как не сказать себе, что любые читательские планы, пусть и помноженные на протяженность жизни, меркнут по сравнению с морем книг, которые так навсегда и останутся непрочитанными.

Чтение всегда начинается с не-чтения, и даже у самых увлеченных читателей, которые тратят на это все свое время, простой жест – взять книгу и открыть ее – всегда прячет за собой противоположный по смыслу акт, который реализуется одновременно и поэтому ускользает от нашего внимания: в ту же самую секунду человек невольно оставляет на полке и закрывает все остальные книги, которые, будь мир устроен иначе, могли бы оказаться на месте той избранной им книжки-счастливицы.

* * *

«Человек без свойств» напоминает нам об этой вечной проблеме, столкновении культуры и бесконечности, и в этой же книге предлагается одно из возможных решений – его выбрал библиотекарь, с которым общался генерал Штумм. Он действительно нашел способ ориентироваться если не во всех книгах в мире, то, по крайней мере, в миллионах книг, собранных в его библиотеке. Способ этот очень прост, и пользоваться им тоже чрезвычайно просто:

«Видя, что я не отпускаю его, он вдруг выпрямился, он буквально вырос из своих болтающихся штанов и говорит голосом, растягивающим каждое слово с такой значительностью, словно сейчас он выдает тайну этих стен. “Господин генерал, – говорит он, – вы хотите знать, как я ухитряюсь знать каждую книгу? Сказать вам могу одно: потому что я их не читаю!”»

Генерала, конечно, удивил необычный библиотекарь, который заботится о том, чтобы ничего не читать – и не от бескультурья, а, наоборот, чтобы лучше разбираться в своих книгах:

«Это, знаешь, меня действительно чуть не доконало! Но, увидев, как я потрясен, он все объяснил мне. Секрет всех хороших библиотекарей состоит в том, что из всей доверенной им литературы они никогда не читают ничего, кроме заглавий книг и оглавлений. “Кто вникает в содержание, тот как библиотекарь пропал! – сказал он мне. – Он никогда не охватит взглядом всего!”

Я спрашиваю его, затаив дыхание: “Вы, значит, никогда не читаете этих книг?”

“Никогда; за исключением каталогов”.

“Но вы же доктор?”

“Конечно. Даже преподаю в университете; приват-доцент по библиотечному делу. Библиотечное дело – это тоже самостоятельная наука, – объяснил он. Сколько, вы думаете, господин генерал, существует систем, по которым расставляют и сохраняют книги, систематизируют их заглавия, исправляют опечатки и неверные данные на титульных листах и так далее?”»

Итак, библиотекарь у Музиля очень старается не вникать в свои книги, но это не значит, что он к ним безразличен, как можно было бы подумать, или не любит их. Наоборот, именно любовь к книгам – но ко всем книгам сразу – побуждает его благоразумно держаться от них подальше: из страха, как бы слишком выраженный интерес к одной из них не привел к тому, что останутся без внимания остальные.

* * *

Мне кажется, что мудрость библиотекаря у Музиля состоит как раз в желании «охватить взглядом», и то, что он говорит о библиотеках, применимо и ко всей культуре в целом: если человек погрязнет в книгах, он потерян для культуры и даже для самого чтения. Потому что ему, просто из-за огромного числа существующих книг, непременно придется делать выбор между возможностью «охватить взглядом» всё – и каждой отдельной книгой. А чтение – это очевидная потеря энергии на непростую и требующую массы времени деятельность, то есть на то, чтобы разобраться в них во всех.

Прозорливость нашего библиотекаря заключается прежде всего в том, что он опирается на идею всеобщности, ведь настоящая культура должна стремиться к полноте, а не сводиться к накоплению отдельных кусочков знания. И поиски такой полноты дают возможность по-другому посмотреть на каждую книгу, пренебрегая ее индивидуальными свойствами ради того, чтобы понять, какие соотношения связывают ее с другими.

Вот эти-то соотношения и должен пытаться уловить настоящий читатель, и это отлично понял библиотекарь Музиля. Он, как и многие его собратья, интересуется в большей степени не просто книгами, а книгами о книгах. Генерал спрашивает, не существует ли чего-нибудь «вроде железнодорожного расписания, позволяющего установить прямое и пересадочное сообщение между любыми мыслями, и тут он становится до жути вежлив и предлагает мне провести меня в комнату каталога и оставить там одного, хотя это, собственно, запрещено, потому что вход туда разрешен только библиотекарям. И вот я действительно проник в святая святых библиотеки. У меня было, скажу тебе, такое ощущение, словно я вошел внутрь черепной коробки; вокруг ничего, кроме этих полок с ячейками для книг, и повсюду стремянки, чтобы взбираться по ним, и на стеллажах и на столах ничего, кроме каталогов и библиографий, то есть самая квинтэссенция знания, и нигде ни одной порядочной книги для чтения, а только книги о книгах».

Обратите внимание на вопрос генерала о «расписании» для прямого сообщения и пересадок – именно такие вещи должны интересовать просвещенного человека, а не та или иная конкретная книжка. Вот так и железнодорожный диспетчер следит за совокупным движением поездов по путям, а не за тем, что везет какой-то один состав. И образ черепной коробки – еще один мощный аргумент за то, что взаимосвязи между идеями в культуре имеют куда большее значение, чем сами эти идеи.

Вообще-то, можно было бы усомниться в том, что наш библиотекарь и правда совсем не читает книг, ведь его весьма интересуют книги о книгах – то есть попросту каталоги. Но у них совершенно особый статус, и, по сути, их можно приравнять к обыкновенным спискам. К тому же именно благодаря им у нас есть визуальный образ тех взаимосвязей между книгами, к которым должен приглядываться человек, если он собирается одновременно взять под контроль огромное количество книг, например потому, что безумно их любит.