Танатонавты - Бернард Вербер Страница 3

На следующих похоронах я оказался, когда умер дядя Норбер. «Замечательный человек», – убеждали друг друга участники похоронного кортежа. Между прочим, там же я впервые услыхал знаменитое высказывание: «Лучшие всегда уходят первыми». Мне не было еще восьми, но я никак не мог избавиться от мысли: «Что же получается, вокруг остались только плохие?!»

На этот раз я вел себя безупречно. Когда ушел почетный караул, я сосредоточился на вареном шпинате и анчоусах. Даже братец Конрад и тот не смог переплюнуть меня.

Прибыв на кладбище Пер-Лашез, я добавил в меню для рыданий спаржу и телячьи мозги с горошком. Ну и гадость! Кто-то прошептал: «Я и не знал, что Мишель был так близок с дядей Норбером». Мать заметила, что это тем более поразительно, что я никогда его не видел. Это не помешало мне открыть рецепт успешных похорон: шпинат, анчоусы, спаржа и телячьи мозги.

Это был замечательный день, ведь я, помимо всего прочего, именно тогда впервые встретился с Раулем Разорбаком.

Мы собрались у могилы покойного дядюшки Норбера, и тут чуть в стороне я заметил то, что сначала показалось мне стервятником, сидящим над гробницей. Это был Рауль.

Улучив минуту, когда за мной никто не следил, – в конце концов, свою норму слез я выдал, – я приблизился к мрачной фигуре. Долговязый парень одиноко сидел на могильном камне, уставившись в небо.

– Здравствуйте, – вежливо произнес я. – Что вы здесь делаете?

Молчание. Вблизи стервятник оказался худым мальчишкой с осунувшимся скуластым лицом, в очках в черепаховой оправе. Тонкие, изящные руки лежали на его коленях, как два притаившихся паука, ожидающих приказа повелителя. Мальчишка опустил голову и посмотрел на меня спокойным и глубоким взглядом, которого я никогда не встречал у ровесников.

Я повторил вопрос:

– Ну так что же вы тут делаете?

Рука-паук взметнулась и уткнулась в длинный и прямой нос.

– Можно на «ты», – торжественно объявил он. И пояснил: – Сижу вот на могиле отца. Пытаюсь понять, что он мне говорит.

Я расхохотался. Он помедлил, а потом сам стал смеяться. А что еще остается делать, кроме как смеяться над тощим мальчишкой, часами сидящим на могильном камне и глазеющим на плывущие облака?

– Тебя как зовут?

– Рауль Разорбак. Можешь звать просто Рауль. А тебя?

– Мишель Пэнсон. Зови меня просто Мишель.

Он смерил меня взглядом.

– Пэнсон? Хорош птенчик! [2]

Я попытался сохранить невозмутимость. Была у меня одна заготовка на такие деликатные случаи.

– Сам такой!

Он опять засмеялся.

Фамилия: Разорбак

Имя: Рауль

Цвет волос: шатен

Глаза: карие

Рост: 190 см

Особые приметы: носит очки

Примечание: пионер движения танатонавтов

Слабое место: чрезмерная самоуверенность

Каждую среду после обеда мы с Раулем стали встречаться на кладбище Пер-Лашез. Мне очень нравилось шагать рядом с его худющей фигурой. И у него всегда было полно разных фантастических историй.

– Мы родились слишком поздно, Мишель.

– Это почему?

– Потому что все уже изобретено, все исследовано. У меня была мечта изобрести порох или электричество, или еще лучше – первым изготовить лук и стрелы. Но мне достался пшик. Все уже пооткрывали. Жизнь идет быстрее научной фантастики. Нет больше изобретателей, остались одни последователи. Люди, которые совершенствуют то, что уже давно открыто другими. Теми самыми людьми, которые, как сказал Эйнштейн, испытали фантастическое чувство, лишая невинности новые вселенные. Ты представляешь, как у него кружилась голова, когда он понял, как рассчитать скорость света?!

Нет, этого я не представлял.

Рауль расстроенно посмотрел на меня.

– Мишель, тебе надо больше читать. Люди делятся на две категории: на тех, кто читает книги, и тех, кто слушает тех, кто читает. Лучше принадлежать к первым, я так полагаю.

Я ответил, что он говорит ну в точности как книжка, и мы оба рассмеялись. Каждому своя роль: Рауль излагал всякие факты, я шутил, потом мы оба хохотали. Часто мы смеялись вообще безо всякого повода, просто так, до колик в животе.

Как ни крути, а Рауль прочел целые горы книг. Между прочим, именно он привил мне вкус к чтению, познакомив с авторами, известными как «писатели иррационального»: Рабле, Эдгар Аллан По, Льюис Кэрролл, Герберт Уэллс, Жюль Верн, Айзек Азимов, Герберт Франке, Филипп Дик.

– Писатели иррационального? Да ведь таких нет! – объяснял Рауль. – Большинство писателей воображают, что либо их никто не понимает, либо они выглядят интеллектуалами. Разгоняют предложения на двадцать строк. Получают литературные премии, а потом люди покупают их книжки для украшения гостиных, чтобы знакомые думали, что они тоже интеллектуалы. Да я и сам листал книжки, в которых ничего не происходит. Вообще ничего. Приходит некто, видит красивую женщину, начинает ее обхаживать. Она ему говорит, что не знает, будет она с ним спать или нет. К концу восьмисотой страницы она решает-таки дать ему категорический отказ.

– Но какой интерес писать книжки, где вообще ничего не происходит? – спросил я.

– Им просто не хватает воображения. Отсюда и берутся биографии и автобиографии, документальные, художественные, всякие… Писатели, неспособные придумать новый мир, могут описать лишь свой собственный, каким бы скудным он ни был. Даже в литературе не осталось больше изобретателей. И что же? Не обладая глубиной, писатели изощряются в стиле, полируют форму. Опиши на дюжине страниц свои страдания из-за фурункула, и у тебя появятся шансы получить Гонкуровскую премию…

Мы ухмыляемся.

– Поверь мне, если бы гомеровская «Одиссея» была написана сегодня, она бы не вошла в список бестселлеров. Ее бы причислили к фантастике и триллерам. И читали бы ее только такие, как мы, ради историй о циклопах, волшебниках, сиренах и прочих чудищах.

Рауль от рождения был одарен редкой способностью судить обо всем самостоятельно. Он не повторял идеи, навязываемые телевизором или газетами. Что меня к нему влекло, так это его свобода духа, сопротивление всякому влиянию. Этим он был обязан своему отцу – профессору философии, как подчеркивал Рауль, – который привил ему любовь к книгам. Рауль читал почти по целой книге в день. В основном фэнтези и научную фантастику.

– Секрет свободы, – любил говорить он, – в библиотеке.

Как-то в среду после обеда, когда мы сидели на скамейке и молча созерцали облака, плывущие над кладбищем, Рауль достал из портфеля толстую тетрадь и показал мне страницу, которую, должно быть, выдрал из книги про античную мифологию.