Как править миром - Тибор Фишер Страница 3

Давным-давно, в незапамятные времена, я бы обиделся, когда он рассмеялся на мое заявление, что я сам могу взяться за этот проект, но волей-неволей приходится развивать в себе невосприимчивость к смеху начальства. Это был ровно четвертый раз, когда я предложил свою кандидатуру и он согласился. Мой дар убеждения здесь ни при чем; просто была половина первого. Джо’н собирался обедать.

– Да, чуть не забыл. Бери, кого хочешь, но только не Семтекса, – добавил Джо’н. – Наши юристы категорически против.

– Я о нем даже не думал.

О каламбаке я слышал впервые. Но выбил себе работу: снять о нем документалку. Каламбак. Он же райское дерево, он же агару, он же алойное дерево, чья пропитанная смолой древесина ценится в определенных кругах дороже золота или чистейшего кокаина. В Азии ее применяют в качестве благовония и лекарственного сырья и употребляют в курительных смесях. Особой ценностью обладают участки ствола, пораженные грибком. Деревья заражают специально, чтобы они производили больше смолы. Добывать каламбак трудно, стоит он дорого, и торговцы им готовы на все: ложь, обман, воровство, даже убийство – лишь бы ни с кем не делиться.

Мы с Семтексом только-только вернулись из одного мутного пригорода Бангкока, где отсняли интервью с осведомителем, чьи доносы изрядно попортили нервы многим высокопоставленным тайским чиновникам и военным. Долгие месяцы подготовки, тщательные изыскания, деньги на организацию. Я не люблю интервью, в которых лица интервьюируемых размыты или затемнены, а голоса изменены маскиратором. С таким прикрытием можно сказать что угодно. Посади перед камерой соседа или даже родную мать, и пусть они представляются хоть Усамой бен Ладеном.

К подобным сюжетам я отношусь крайне скептически, потому что отлично знаю, какие обманщики и прохиндеи работают на телевидении. Я сам с ними работал. Нашему стукачу я поверил, потому что он был весь зеленый от страха и очень четко осознавал, что его могут крепко прижать за яйца. И зачем тогда было болтать языком перед камерой? Вот что меня поражает. Практически каждый готов вывернуться наизнанку, лишь бы попасть в телевизор, даже если его лицо будет размыто. Даже если потом его могут убить. Всем отчаянно хочется, чтобы их заметили.

Это было наше предпоследнее интервью; оставалось отснять еще только одно, ближе к вечеру. Так что у нас было время сходить пообедать. Если вы оскорбите Семтекса словесно или возьметесь его провоцировать традиционными способами, например выльете пиво ему на голову, он, скорее всего, лишь посмотрит на вас с тихой грустью, изобразив на лице благородную снисходительность. Но…

* * *

Я сердечно прощаюсь с Майком-Живодером и устраиваю себе большой морепродуктовый пир в ресторане его кузена, каковой ресторан по счастливой случайности располагается в двух шагах от полицейского участка. Кормят здесь, вопреки ожиданиям, очень прилично. Мне нравится. Может быть, потому, что это, скорее всего, мой последний приезд в Бангкок. Вряд ли стоит рассчитывать, что теперь у меня будет работа, и вряд ли я стану расходовать на путешествия собственные сбережения. Прежде всего потому, что у меня нет никаких сбережений. Но даже если бы были, я бы не тратил их на путешествия. Так что это практически тайная вечеря. Последний ужин.

В молодости я немало поездил по миру. Путешествовал с одним рюкзаком и получал удовольствие. Великобритания, вдоль и поперек. Почти вся Европа. Китай. Япония. США. Теперь мне не хочется путешествовать. Теперь мне хочется большой дом где-нибудь, где тепло и много солнца, чтобы спокойно сидеть, редактировать свой Magnum opus и выходить на прогулки минут на двадцать, не больше. Друзья могут приезжать в гости.

Покончив с мясистым склизким осьминогом (который, конечно, напомнил мне Джима), возвращаюсь в участок и забираю Семтекса. Судя по виду, совесть его явно не мучает. Он глядит на меня волком (восемьдесят процентов угрюмости, десять процентов злости, восемь процентов недоумения, два процента якобы искреннего раскаяния), как будто это я виноват, что он угодил в полицейский застенок.

В гробовом молчании мы собираем вещи (то, что осталось от них в отеле), вызываем такси, едем в аэропорт.

– Я все это учту, когда буду выставлять счет, – только и говорит Семтекс.

Мне уже все равно. Как понять разницу между апатией, полной бесчувственностью и дзеном? Или, может быть, дзен – это просто апатия класса люкс? Апатия с хорошим пиаром?

Честное слово, Семтекса трудно вывести из себя, если нарочно пытаться его разозлить. Но я лично и неоднократно оттаскивал рассвирепевшего Семтекса от таксистов и официантов, имевших неосторожность обратиться к нему с провокационными фразами вроде «Добрый вечер» или «Вам подсказать?». Эдисон задолжал ему гонорар за две недели работы (и насколько я знаю, не выплатил до сих пор), и мы все ждали, когда Семтекс психанет и сломает Эдисону нос. Ждали, но так и не дождались. Нет, вся бурлящая ярость Семтекса изливается на несчастных работников общепита, тем более в большинстве заведений категорически не понимают вегетарианцев, не говоря уже о веганах. Я помню, как в Сеуле Семтекс укусил официанта, когда тот предложил ему вареные яйца.

И чтобы уже окончательно стало ясно, как трепетно Семтекс относится к своим пищевым предпочтениям: у него есть привычка менять названия блюд в меню ресторанов, где подают мясо. Обычно он просто вписывает свой вариант от руки, но иногда заморачивается и заказывает в типографии мелкий тираж альтернативных меню, которые потом потихоньку подкидывает в ресторан.

Зверски замученный ягненок под сладким соусом. Медленно умерший от удушения лебедь с итальянскими травами. Свиные биточки из разбитых надежд по-моавски. Заживо сваренные котята с местной помойки.

Ему нравится наблюдать, как негодуют клиенты и как временно безработные актеры морщат лоб, тщась объяснить, что такое Моав.

Раньше Семтекс жил в Брайтоне, но когда его перестали пускать почти во все тамошние рестораны – за драки, скандалы и порчу меню, – переехал в Хитроу. Он говорит, что так даже удобнее: два шага до аэропорта, а шум ему не мешает. Если не надо тащить с собой гору аппаратуры, он за двадцать минут доходит пешком до главного терминала.

С его кулаками не понаслышке знакомы не только скромные официанты; Семтекс не признает никаких авторитетов.

– Да мне плевать, что ты начальник полиции всего Манчестера, я все равно тебе врежу, – объявил он и тут же исполнил свою угрозу. Перед камерой, в самом разгаре интервью.

Теперь вам понятно, почему нынче его не слишком охотно привлекают к работе и почему он частенько вообще недоступен для съемок в течение нескольких месяцев кряду.

До посадки в самолет еще два часа, которые надо как-то убить. Чтобы не тяготиться молчанием, Семтекс решает пройтись по магазинам в зоне вылета. Я уже купил подарки семейству: жене – дольки сушеного дуриана, сыну – баночку тайского лонганового меда. Люк любит на завтрак тосты с медом.

Делай покупки при первой возможности. В армии я прослужил недолго, но этот урок усвоил. Закупайся, когда есть возможность, потому что потом ее может не быть. У меня нет настроения читать газеты; я стою, тупо глядя в пространство, и пытаюсь решить, есть ли смысл напрягать мозг, измышляя, как можно поправить практически непоправимую ситуацию.