Running Man. Как бег помог мне победить внутренних демонов - Чарли Энгл Страница 3

– Я не пойду!

– Что? – крикнула она, прикладывая руки к ушам.

Я подбежал к ступенькам, скинул шорты, скомкал промокшую насквозь футболку и бросил одежду матери. Она поймала ее и засмеялась.

– Не пойду домой! – крикнул я снова, выбегая под дождь в одних трусах.

Я до последних своих дней буду помнить, каково это – бежать, когда уже больше не можешь, и ничего не бояться.

Я вопил, стараясь перекричать гром и шум дождя, и радостно улюлюкал с каждой молнией. Бегал по двору, хватался за переросшие побеги жимолости, растирал их руками, и они выделяли свой сладкий, усиливавшийся от дождя аромат. Я промок до костей, но ощущал себя свободным как никогда и на седьмом небе от счастья. Наблюдая за мной, мама тоже смеялась. Мне кажется, я до последних своих дней буду вспоминать этот эпизод: каково это – бежать, когда уже не можешь, и ничего не бояться.

Летом 1973 года мама решила пожить вместе со мной в Аттике, штат Нью-Йорк. Нашелся очередной повод для ее праведного гнева – произошедший за два года до этого бунт в тюрьме Аттики, когда погибли сорок три человека, большинство из них были заключенными, расстрелянными охранниками с тридцатифутовых вышек. В Северной Каролине мама ставила спектакли с заключенными, отражая в своих пьесах их жизнь и борьбу. Она подала заявку и получила грант на один год, чтобы заниматься той же деятельностью в строго охраняемом заведении Аттики. Бунт начался в день ее рождения – она посчитала это знаком, что ее место там.

Мы сели в желтый «Фольксваген», набитый до самой крыши вещами, помахали на прощанье Коуку, которому, вопреки его желанию, пришлось остаться, и направились на север, в Аттику. Позже Коук сказал мне, что считал эту затею большой ошибкой и что не надо было отпускать меня с матерью, но он работал весь день, а по вечерам был занят в театре, так что у него не оставалось бы времени, чтобы заботиться обо мне.

Мы жили над пекарней, в маленькой квартире, в которой пахло корицей и свежей выпечкой. Мама спала на матрасе на полу в спальне, а я – на протертом диване в гостиной. Каждое утро, в половине седьмого, под нашими окнами проезжал поезд, издавая свисток. Он служил мне будильником, особенно когда мама задерживалась в тюрьме и не приходила домой ночевать. Иногда я вместо занятий слонялся вдоль железной дороги с другими прогульщиками или уже отчисленными из школы. Почти у всех родители работали охранниками в тюрьме. Мы забавлялись тем, что клали монетки на рельсы и ждали, пока поезд их расплющит. Иногда кто-нибудь из ребят постарше передавал по кругу косяк или бутылку с бурой жидкостью. Марихуана мне не нравилась: от нее только хотелось спать, но выпивка меня привлекала. Порой я напивался так, что блевал на рельсы, но это меня не останавливало. В состоянии опьянения я чувствовал облегчение, но от чего именно, не знал.

Однажды мы с товарищами заметили, как рядом с последним вагоном медленно движущегося товарного состава бежит какой-то мужчина. Мы с интересом наблюдали, как он подпрыгивает, хватается за ручку и переваливается всем телом внутрь через открытую дверь. Поезд уехал, а мы так и стояли с открытыми ртами.

Как раз в этот момент я решил, что тоже должен догнать поезд и запрыгнуть в вагон. Но я ничего не сказал своим друзьям-хулиганам. Я понимал, что в случае неудачи или если я испугаюсь, меня засмеют. Примерно через неделю я набрался храбрости пробежаться за поездом и обнаружил, что это гораздо труднее, чем кажется. Перед шпалами торчали камни, а сами шпалы были неудобно расставлены. Я споткнулся и упал дюймах в шести от крутящихся колес вагона. Мне бы тогда следовало сразу же отказаться от затеи, но я продолжил попытки и понял, что если ступать на каждую вторую шпалу, то можно держаться вровень с поездом.

В субботу вечером мама была на работе, и я решил, что пора исполнить задуманное. Я накинул старую армейскую куртку отца, слишком большую для меня (одна из тех немногих вещей, что он мне подарил), и побежал к железной дороге. Приближался поезд. Я спрятался в кустах и смотрел, как проезжают первые вагоны. Когда со мной поравнялся товарный вагон с открытой дверью, я выскочил и побежал рядом с ним. Подпрыгнув, я подался вперед и повалился на пол вагона животом. Несколько мгновений, показавшихся вечностью, я так и болтался, наполовину внутри, наполовину снаружи, пока не нащупал рукой щель шириной с палец и не подтянулся. Перекатившись на спину, я лежал, тяжело дыша и переживая случившееся.

Я был непобедимым супергероем. Как я понял чуть позже, супергероем, оказавшимся далеко от дома.

Радостное возбуждение длилось минут пять. В пустом вагоне не было ничего интересного и пахло мочой. Прошло десять минут, потом двадцать, потом полчаса, а поезд продолжал набирать скорость. Нужно было как-то выбираться из него. Выглянув в открытую дверь, я прикинул, можно ли спрыгнуть. Я представил, как падаю на землю и перекатываюсь, словно герои из телефильмов. Посмотрел вперед и попытался разглядеть мягкое место для приземления, но всюду были только камни, плотная засохшая земля и мелкие кусты – все это слишком быстро мелькало перед глазами. Оставалось только уцепиться за ручку, свеситься из вагона и попытаться опуститься до земли.

Я ухватился за холодную сталь потной ладонью и перевалился через край. Теперь я висел над движущейся землей, а ветер на такой скорости подталкивал меня обратно к вагону. Я понял, что если отпущу ручку, то скорее всего упаду под колеса поезда. Но я уже не мог поднять ноги и забраться обратно в вагон. Хватка постепенно ослабевала. Одной ногой я царапал по земле, стараясь прикинуть, с какой скоростью бежать, когда не смогу держаться. Потом я разжал руку и опустился на землю, быстро перебирая ногами и пытаясь сохранить равновесие. Каким-то чудом мне удалось не упасть, когда мимо проносился поезд.

– Да! – воскликнул я, замедляя бег и вскидывая руки.

Я был непобедимым супергероем. Как я понял чуть позже, супергероем, оказавшимся далеко от дома.

Все еще возбужденный от прилива адреналина, я побежал обратно к Аттике прямо посредине железнодорожного пути. Бежал и надеялся, что вот-вот за следующим поворотом появится уродливое здание с нашей квартирой. Я часто останавливался, чтобы передохнуть, но заставлял себя бежать дальше. Прошло часа два, прежде чем я наконец увидел свой дом. Не успел подняться и плюхнуться на диван, как в комнату вошла мама.

– Я принесла снизу две булочки с корицей. Их испекли вчера, но они хорошие. – Она протянула небольшой бумажный пакет. – Как прошел день?

– Нормально.

– Что-то случилось?

– Ничего.

Это событие казалось мне слишком личным: поездка в товарном вагоне, прыжок из него и несколько миль бегом до дома.

Не думаю, что она наказала бы меня, если бы я рассказал о своем поступке; у меня никогда не было таких неприятностей с матерью. Но это переживание казалось мне слишком личным, и я не хотел ни с кем им делиться: поездка в товарном вагоне, прыжок из него и несколько миль, которые я преодолел бегом до дома.