Полезное с прекрасным - Андреа Грилль Страница 30

Машину парня, пристрастившегося ставить на красное въехав на перекресток, Фиат со своего наблюдательного пункта в трамвае видит лишь в течение нескольких минут, но все-таки он углядел, что с этим водилой Крестовая дама держится как-то по-приятельски. С прочими «клиентами» она соблюдает дистанцию — кажется Фиату, хотя его самого и этих двоих разделяет изрядное расстояние.

Какой смысл здесь стоять? Сколько, интересно, удается ей заработать? Лицо у нее всегда спокойное, даже веселое. Ей как будто по душе то, чем приходится заниматься. Фиат еще ни разу не выходил из трамвая на этом перекрестке. Сидит, точно пришитый к сиденью, однако представляет, будто бы это он — водитель шикарной антикварной тачки и с ним эта женщина приветливей, чем с остальными. Фиат снова и снова вспоминает тот предутренний час, когда впервые ее увидел. И чем больше вспоминает, перебирая в памяти каждое мгновение, тем больше та первая ночная встреча волнует и радует его. И надо же было, чтобы именно той ночью ему пришлось тащить в сумке похищенного зверька! Из такси Фиата и прежде частенько высаживали, но тогда-то при нем не было никаких зверей, и встреч никаких тоже не случалось.

* * *

Наконец, он придумал — вытащить из подвала велосипед Финценса и на двух колесах рвануть навстречу неизвестности. Велосипед гоночный, стоит в дальнем углу, где зимуют колеса и комнатные растения. Финценс показал ему велосипед, желая произвести впечатление, он, дескать, не чужд спорта. Это лишь предположение Фиата, потому что его друг ни разу за все эти месяцы не катался на велосипеде.

Заглянув в кошачью и удостоверившись, что ее обитатель спит, Фиат спускается в подвал. Велосипед в полной готовности, шины туго накачаны. Он лихо подкатит к перекрестку и резко затормозит. Шины взвизгнут. «Покатаешься на этом железном осле — потом все тело будет ныть, как больной зуб», — предрек Финценс, когда Фиат вывел велосипед из подвального стойла. Это мы еще посмотрим, — думает Фиат и, низко пригнувшись к рулю, устремляется в полет по улицам. Он успел позабыть, как это здорово — ездить на велосипеде.

На полном ходу он чуть не пролетел перекресток. Тормозит. Где же она? Фиат запыхался, и сердце стучит. От бешеного спринтерского рывка?

— Эй, а мы не знакомы?

Она заметила его первая. Смотрит пристально. Он чувствует, что краснеет.

— По-моему, знакомы. Мы с вами однажды встречались.

— Ночью, верно? Это вас таксист высадил, и вам пришлось выйти из машины, хоть и не хотелось. Вам и вашему другу. — Она стоит, уперев одну руку в бок, другую опустила и помахивает своей картонкой. — Ты не здешний, верно? — спрашивает она и окидывает его внимательным взглядом.

— Это как сказать.

Пауза перед этими словами получилась слишком длинная, надо срочно придумать что-то, приятно удивить ее чем-нибудь. Ему не хочется, чтобы она уходила. На светофоре загорается зеленый, они стоят между потоками проносящихся мимо авто. Зато сейчас она не заговаривает с водителями, которые выглядывают из окон своих машин.

— А ты откуда? — спрашивает Фиат вдруг осипшим голосом; ничего более умного ему не приходит в голову.

— Из Сербии. — Ответ последовал немедленно; Фиату ясно, что она ждет продолжения разговора.

— Я был там. Красивая страна.

— Да, красивая. Потому-то я и уехала. В тамошней красоте сдохнуть можно.

— Давно ты здесь? У тебя почти нет акцента.

— У тебя тоже.

Спасает его светофор — загорается красный.

— Чао! Надо идти работать. Работа не ждет! — Слова эти прозвучали как цитата. Она уходит, взмахнув на прощанье левой рукой, но не обернувшись.

Фиат выруливает на обочину, слезает с велосипеда и прислоняет его к киоску.

Сколько раз он мечтал: вот был бы у него пульт, чтобы переключать светофоры на зеленый свет, когда идешь по улице. Хотя бы такую привилегию предоставили пешеходам. Можно было бы не задерживаться в дороге и время пути вычислить точно, и не приходилось бы мокнуть под дождем или изнывать от жары, дыша выхлопными газами, и пропускать мчащиеся со всех сторон потоки машин, чтобы наконец перейти улицу шириной всего-то метра четыре.

А вот теперь ему бы пульт, который раз и навсегда переключил бы этот светофор на красный.

Он ждет красного сигнала. Тем временем снимает с велосипедного руля замок, просовывает его дужку сквозь спицы переднего колеса, защелкивает. Он наблюдает за женщиной, смотрит, как та справляется с тем, что называет своей «работой», — он тоже всегда называл «работой» свои поездки в электричке из города в аэропорт и обратно. На женщине светлые джинсы и бирюзовая блузка. У нее темные волосы до плеч. Выглядит нормально. Нормальней некуда. Попрошайки совсем не такие. Он и сам, как ему кажется, не походил на нищего, когда еще работал в электричках. (А кто вообще может сказать, как выглядит нищий?) Но он-то играл, прикидывался румыном. И знал, что все это понарошке. А женщина не играет.

Снова красный, и Фиат переходит к ней.

— Ты еще здесь?

— Здесь.

— Ты не работаешь?

— Работаю. У меня сейчас перерыв.

— С меня тоже хватит. Солнце печет — сил нет. В такую жару я работаю только до полудня. У меня аллергия на солнце. Врачиха сказала, надо мазать лицо кремом, не то на щеках выступят коричневые пятна. И сказала, нельзя долго находиться на солнце.

Попрошайничает, а меж тем по врачам ходит?

— Как тебя зовут?

— Как тебя зовут?

— Валентина.

— Послушай… Если хочешь, я могу подождать тебя. И мы…

— Я только отработаю последний раз, пока красный.

— Что если нам с тобой вместе пообедать?

Вот теперь она наконец удивилась.

— Нам? С тобой?

— Ну да.

Она колеблется, смотрит на светофор, смотрит на Фиата.

— Хорошо. Почему бы и нет.

Походка у нее быстрая, чего Фиат не ожидал.

— Фиат. Имя такое — Фиат.

— Фиат?

— Да, Фиат. Это по-латыни, означает «я стану».

— А я думала, это марка автомобиля.

— Нет, тут совсем другое. У меня латинское имя. Родители выбрали его, надеясь, что их сын кем-нибудь станет.

Они вошли в тайский ресторанчик, посетители тут сидели в такой тесноте, что поневоле слушали разговоры за соседними столиками. Фиат выбрал этот ресторанчик из-за цен. С деньгами, которые Финценс дает ему на карманные расходы, не пороскошествуешь. А слушают его люди за соседними столиками или нет, ему безразлично. Пожалуйста, пусть знают, что он должен сказать Валентине. А есть ли у него что сказать? Предмет, о котором он мог бы рассказать много интересного, это кофейная кошка, но о ней как раз лучше помалкивать. Финценс взял с него обещание молчать и специально уточнил, что обещание включает любые исключения. То есть исключений нет.