Конец света. Первые итоги - Фредерик Бегбедер Страница 30

//- Биография Поль-Жана Туле — //

Жизнь Туле сравнима с его творчеством: короткая (53 года), наполненная прелестными куртизанками и строго осуждаемыми удовольствиями (покер, опиум, алкоголь, талант). Лишившийся матери сирота, он всю жизнь повсюду искал красоту, иногда находил ее и часто терял. Он писал письма самому себе, трудился литературным негром на Вилли [60], сурово раскритиковал одну из его пьес и едва не вступил в сотрудничество с Дебюсси. Единственное, что его объединяет с Ж. М. Леклезио, несравненно более здоровым (хоть и отведавшим в 1973 году мексиканских грибов), — это остров Маврикий. Туле родился в По 5 июня 1867 года. Для меня он прежде всего человек, писавший необыкновенные стихи.

Когда под Арлем в парке старом

Трепещет пламя розы красной

И небеса горят пожаром,

Поверишь в счастье — и напрасно.

Этот беарнец, дамский угодник и литературный гуляка (друживший с Тулуз-Лотреком, Жироду и Леоном Доде) обожал кутежи на парижских Больших бульварах и кабаре Монмартра 1900-х. Баскский берет и нежный, хоть и насмешливый взгляд быстро превратили его в культовую фигуру, в «писателя для писателей», этакого Ларбо, с которым у него было много общего: приличный доход, страсть к путешествиям и любовь к поэзии. «Моя подруга Нан» («Mon amie Nane») была опубликована в 1905 году, «Зеленая девушка» («La Jeune Fille verte»), наряду с другими произведениями, — в 1920-м. Он обладал отменным вкусом, а потому скончался в Гетари и был похоронен в прелестном уголке с видом на Атлантический океан, незадолго до выхода в свет его знаменитых «Контррифм» («Contrerimes»; 1921), фигурирующих в настоящем рейтинге на шестом месте.

Филипп Соллерс вызывает у меня дикое раздражение, и именно по этой причине я включил его в свой избранный список. Этого раскрученного СМИ гистриона можно упрекнуть во многом: под видом биографа мертвых писателей (Казановы, Виван-Денона, Сада, Ницше, Стендаля) он говорит только о себе; ему непременно нужно высказать свое мнение обо всем на свете (в особенности о том, о чем его не спрашивают); он постоянно отбивает воображаемые атаки (может, он — Дон Кихот в версии «Клозери де Лила»?); он вечно жалуется, что его никто не читает… Как сказал Полан: «Прочитали — полюбили». Я прочел «Манию страсти» в 2000 году и включил ее в список своих любимых книг ХХ столетия под номером 60. Уверен, что автор обидится на меня, потому что его обогнали Модиано и Уэльбек, хотя он должен радоваться, что сам обогнал Хемингуэя и Батая!

«Мания страсти» — это сборник цитат (из Сирано де Бержерака, Андре Бретона, Лотреамона, Виктора Гюго, Мопассана и других). Такое у Соллерса встречается на каждом шагу. Интересно, почему люди, с уважением относящиеся к пэчворкам Шуля, коллажам Балларда, альбомам вырезок Питера Бирда и мозаичным полотнам Берроуза, не способны оценить по достоинству научную расчлененку Соллерса? Он просто хочет заставить вас читать то, что нынче читать не принято. Он напластовывает интригу за интригой и вносит в них разлад при помощи своих парадоксальных афоризмов («Духи пребывают в мрачном настроении, Господь Бог — игрив»; «Террористы чудовищно сентиментальны»; «Первым правом человека должно быть право на бессмысленность»), он поражает читателя нагромождением эпитетов («пустой безмолвный сферический», «загорелая изощренная гибкость»), его списки напоминают перечни а-ля Арман [61], а диалоги отличаются крайним лаконизмом.

В романы Соллерса часто довольно трудно въехать, но в данном случае уже через несколько страниц начинаешь чувствовать себя так, словно сунул пальцы в электрическую розетку: «И это все мое? Нос, лоб, глаза, горло, легкие, шумы, город, камень, мост, река». Соллерс не просто пишет, как все, автобиографические романы (здесь, например, он рассказывает историю своей любви к Доминик Ролен), он играючи ныряет в пропасть и жонглирует авторскими объяснениями текста и личными комментариями. Я провел один любопытный тест и убедился: Соллерса невозможно читать, одновременно смотря телевизор или слушая музыку. Чтение Соллерса — занятие на полный рабочий день. Это означает, что он требует от вас не просто внимания, но концентрации. Он разбрасывается ради вас, но — осторожно, сигнал тревоги! — его стилистика сродни стилистике электрода.

Несколько лет назад молодой человек 23 лет, слегка склонный к самоубийству, обитатель тесной крысиной норы, познакомился на вечеринке с групповушкой у богатых друзей из Нейи с женщиной-адвокатом по имени Дора. Он перебрался к ней, в большой дом с садом. Между ними возникла пылкая связь (Дора «делится» молодым любовником со своей подругой Кларой). Роман посвящен чувственному счастью, эротической страсти, и эта страсть полыхает тем жарче, чем острее любовники ощущают, что их безопасности грозит чужое любопытство и недоброжелательность. Дело в том, что рассказчик выступает в роли некоего глубоко законспирированного заговорщика, революционера-подпольщика или тайного агента — как в «Студии» или «Секрете». И в этом весь фокус: попробуйте представить себе счастливого агента 007.

«Мания страсти» — роман о возможностях любви, о счастье как главном оружии, о разрушении общества с помощью наслаждения и времени. Подлинное имя Соллерса — Жуайо (созвучно с французским joyeux — радостный), и вот перед нами его самый радостный роман. Это инициация свободомыслия, восхваление разделенной любви, «трактат об умении жить». Соллерс не избежал своих обычных недостатков: обилие авторских отступлений мешает следить за развитием интриги, а его одержимость китайской поэзией порой перехлестывает через край (впрочем, достаточно пропустить несколько страниц). Но я готов признаться, что испытал дрожь восхищения, наткнувшись на такие чистые перлы, как: «Луна сияет в разверстом небе» или «Брюнетка Дора с голубыми глазами, под кедрами меняющими оттенок на фиолетовый». Ради чего мы читаем романы, если не ради этих мгновений блаженства? За такое объяснение в любви, да что там, за подобное чувственное откровение Соллерсу простится все: этот человек верит, что любовь может длиться дольше трех лет. «Я рассуждаю о мании страсти, так как, что бы я ни предпринимал — менялся, срывался с места, противоречил сам себе, двигался вперед или отступал назад, развивался, замирал в неподвижности, деградировал, толстел, худел, старел, молодел, останавливался и снова лез напролом, — в сущности, я всего лишь следовал за этой неотступной страстью. Я хочу сказать, что это она заставляет меня жить и умирать, пользуется мною, лепит по своей прихоти, бросает меня, и снова подбирает, и снова скатывает. Я забываю о ней, вспоминаю ее, верю в нее, и она прокладывает себе путь через меня. Я становлюсь собой, когда она — это я. Она обволакивает меня, покидает меня, дает мне советы, молчит, исчезает и приходит ко мне. Я — рыба, плавающая в ее водах, я — одно из ее многочисленных имен. Она позволила мне родиться, она знает, как довести меня до смерти». Если от этого отрывка вам ни жарко ни холодно, мне вас искренне жаль.