Casual - Оксана Робски Страница 31

— Но что вы собираетесь делать? Увеличивать обороты?

— Конечно нет! Разве мы сможем догнать нашихконкурентов?

Я собиралась подумать об этом после праздников, надеясь, чтоза это время все образуется само собой. Но Сергей упрямо ждал ответа.

— Я ведь говорила тебе, что надо использовать то, чтоесть. Организовать развозочную фирму. У нас есть транспорт, есть договора смагазинами. Нужно выйти с предложением на продуктовые склады, мы вполне можемоказаться конкурентоспособными. Ты занимался этим? — Я действительноговорила об этом проекте Сергею весь последний месяц.

— А пахта? — спросил он.

— Что пахта? — Я никогда не научусь вести себя какЕкатерина Великая. У меня и воды-то на столе нет. — Забудь о ней! Идидальше! Не оглядывайся назад! Хотя я от нее отказываться пока не собираюсь — вкачестве сто пятьдесят девятого номера ассортимента.

Сергей сидел, опустив голову так, что плечи его огромногопиджака задрались до уровня ушей.

— Ты связывался со складами? — спросила я.

— Не в полном объеме, — пробормотал он.

— Займись этим прямо сегодня. Через два дня мне нужныответы. Хотя сейчас каникулы. Ты можешь потерять две недели.

Я ругала себя за то, что не проконтролировала этого раньше.Если хочешь сделать что-то хорошо — сделай сама.

— Что у нас с договорами по рекламе?

— Надо заключать новые. Почти все кончились.

— Мы не будем. Оставляй только наружку. С телевиденияуходим. Я надеюсь, ты пробронировал биллборды?

— Конечно. — Сергей закивал головой. Хорошие щитыуходят за несколько дней, поэтому бронировать их нужно заранее. — Частьдаже проплачена. Но на некоторые адреса они увеличивают цену.

— Запроси программу в других агентствах. На всякий случай.И дай мне все предложения. И эти, и те. Я выберу. Думаю, щитов двадцать оставимдо весны.

— Ну, я пошел, займусь складами.

— Давай.

Он был уже в дверях.

— А мы сотрудников поздравили? — окликнула я егоуже в дверях.

— Конечно. Цветы, конфеты и премия.

С этим он отлично справлялся. Когда кто-нибудь оказывался вбольнице, Сергей посылал от моего имени бульон.

— Тогда попроси мне еще поесть что-нибудь.

На часах был полдень. Я припарковалась около больницы, но невыходила, дослушивая радио. Пела Милен Фармер. Это была наша с Сержем музыка. Всредневековом мужском платье с кружевными манжетами, с огненно-рыжими локонамидо самой талии, она пела что-то пронзительно-равнодушное про войну. Всадники заее спиной рубились на мечах, падали с лошадей, попадая под пушечные взрывы, аона ходила между ними с видом экскурсовода. Пока не влюбилась в генерала.

Водитель выглядел лучше. Он уже сидел на кровати ипотихоньку разговаривал. Когда я вошла, он улыбнулся.

Никаких поведенческих изменений в его маме я не заметила.

Мужчина, шагнувший мне навстречу, был его брат.

Я не привезла икры. Я не привезла ничего.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила я,поздоровавшись.

— Выписываюсь, — прохрипел он. Трубка из его горлаисчезла.

Говорить было не о чем.

Они, видимо, ожидали, что в связи с его переездом домой яразверну бурную деятельность.

— Что говорят врачи? — спросила я.

— Дело идет на поправку, — радостно отрапортовалбрат.

Мама всем своим видом показывала, что делает мне одолжение,терпя меня в палате.

— Вы живете все вместе? — спросила я. Оказалось,что брат женат и живет с женой отдельно. А мой водитель живет с мамой вдвухкомнатной квартире. Но брат собирается разводиться.

— По семейным обстоятельствам, — туманно пояснилон.

— А вы работаете? — максимально вежливо спросила ямаму.

Неожиданно она набросилась на меня.

— Да я сорок лет работала! У меня пенсия! Мне до сихпор звонят, со всеми праздниками поздравляют! У меня вон каких два сына! Одиниз-за тебя чуть богу душу… — Она резко замолчала, шмыгнув носом.

Мой водитель чувствовал себя неловко. Но я понимала, чтокогда-нибудь она должна будет выговориться.

Я предложила выйти в коридор, поговорить.

— А мне от сынов скрывать нечего!

— Выздоравливайте, — очень вежливо произнесла я ивышла.

Брат догнал меня на лестнице.

— Вы извините ее, — попросил он, — она такнамучилась.

Я кивнула.

— Раз ваша мама не работает, она наверняка сама будетсидеть с сыном. Я буду выплачивать ему его зарплату до тех пор, пока он непоправится. И оплачивать лекарства. Собирайте, пожалуйста, чеки. — Яотстранила его руку. — Всего доброго.

— А почему сняли охрану? — крикнул он вдогонку.

Этого я не знала. Но отсутствие скучающего человека в формена табуретке у входа заметила сразу.

— Я узнаю, — пообещала я не оборачиваясь.

— До свидания!

Я остановилась и посмотрела ему прямо в глаза.

— Всего доброго.

Он улыбнулся в ответ.

Он начал звонить мне. Каждый день. И мне ничего неоставалось, кроме как обсуждать с ним их семейные проблемы. Он даже предлагалмне помощь.

— Вы смотрите, — говорил он в телефон, — есличего-нибудь нужно, не стесняйтесь, обращайтесь.

Я не брала трубку, когда определялся его номер. Онперезванивал с другого.

— Наш больной передает вам привет! — бодро говорилон, как будто его главная цель — порадовать меня с утра пораньше.

Когда он радостно сообщил мне, что больной самостоятельноходит в туалет, я попросила его обойтись без физиологических подробностей. Всеостальное я терпела.

Он каждый день удивлялся, отчего я не приезжаю к ним вгости.

— Больной спрашивает о вас, — говорил онмногозначительно.

Звонки прекращались ненадолго после того, как он заезжал комне в офис, чтобы забрать очередную сумму на внеплановые расходы, которыхстановилось все больше. Дня через три звонки возобновлялись.

Я узнала у Вадима, почему сняли охрану.

— Пока их поймают, пока до суда дойдет — может годпройти. Ну кто будет целый год охранять какого-то водителя? — доступнообъяснил Вадим. И успокоил: — Да ты не волнуйся. Кому он, в сущности, нужен?

«Своему брату», — подумала я.