990 000 евро - Евгений Зубарев Страница 31

У меня что-то щелкнуло в голове, и я вышел к прессе, улыбаясь, как президент на инаугурации.

– Господа! – начал я, похлопав себя по хрустящим от новизны галифе. – Я бы хотел попросить вас об одолжении.

Репортеры вокруг на секунду замерли от осознания важности момента, а затем защелкали затворами с утроенной скоростью. Наиболее наглые типы включили фотовспышки, и на таких нахалов начали гавкать охранники.

– Господа! Это будет нашей с вами эксклюзивной тайной, хорошо?

Ответом мне была серия фотовспышек общей длиной с пару минут, не меньше.

Я прикрыл ладонью слезящиеся от яркого света глаза, но упрямо продолжил, глядя в нервно мятущиеся тени за барьерчиком зала:

– «Северсталь», ОАО «МаркСусал» и «Дженерал электрик». Вот три локомотива, вот та самая «русская тройка», которая вытащит нашу с вами экономику из временных проблем, созданных глобальным мировым кризисом. Я покупаю и то, и другое, и третье. Я так решил, господа. Это мое окончательное решение, считайте это заявление публичной офертой.

Репортеры потеряли всякий стыд. Они притиснулись ко мне вплотную, жужжа фото и видеокамерами прямо у меня под носом, а наиболее оголтелые представители этой гнусной профессии выудили из потаенных закромов огромные волосатые микрофоны на штангах и начали тыкать в меня этими штуками, иногда промахиваясь в поднявшейся толчее и противно щекоча меня в районе шеи и подбородка.

– Михаил Дмитриевич, вы действительно готовы оплатить долги «Дженерал электрик»? Все девяносто миллиардов долларов?! – заполошно закричала на меня невесть откуда взявшаяся баба, которую я как-то видел на «НТВ» в порнографическом шоу про судьбы России.

– Да, я заплачу за все, – лаконично, но веско ответил я.

– Что такое ОАО «МаркСусал»? – простонал неопрятного вида мужик в розовой рубашке с грязным воротником и засаленными манжетами, с любительской камерой в руках. Но я снизошел и до него.

– ОАО «МаркСусал» – это компания, которая наиболее рентабельно производит в России алюминий, – твердо заявил я и улыбнулся всем бесноватым репортерам вокруг изо всех оставшихся у меня сил.

– А что вам сказал на это Потанин? – отчаянно вскрикнула мощная женщина с большим бюстом, одновременно проталкивая мускулистой рукой своего оператора с камерой на плече в эпицентр событий, поближе ко мне.

– Владимир Олегович Потанин плачет, – скорбно сообщил ей я, разведя руками.

– Почему?! – вскричали все вокруг.

– Потому что он уже не сможет купить «Северсталь», ОАО «МаркСусал» и «Дженерал электрик», – объяснил я и для убедительности вывернул из своих галифе карманы. Оттуда посыпались крупные купюры, которые тут же принялись подбирать улыбающиеся девушки и возвращать мне. Последующая серия фотовспышек едва не испепелила меня.

Ганс наконец выбрал себе подходящие сапоги, и мы пошли к кассе расплачиваться.

Девушка на кассе успела не только сделать вечерний макияж, но и приспустить юбку едва не до колен. Мне это зрелище показалось вульгарным, зато Ганс одобрил, перегнувшись через стойку и похлопав девушку по голой попе. Девушка радостно зарделась, но потом, как ни в чем ни бывало, спросила:

– Дорогие клиенты, расплачиваться будете по карте или наличными?

Ганс замялся, явно думая о чем-то более важном, чем процедура расплаты, и я немедля ответил за него:

– Наличными.

Девушка назвала какую-то смехотворную сумму вроде пятнадцати тысяч рублей, я тут же отсчитал деньги, и снова серия фотовспышек ослепила меня.

Потом еще минут пятнадцать служащие магазина упаковывали в пакеты наши гражданские костюмы и туфли, а потом мы пошли к выходу, и я очень вовремя понял, что нам некуда идти – перспектива остаться на улице наедине со сворой репортеров означала похоронить всю эту аферу в зародыше. Олигархи бывают экстравагантными, но чтобы спуститься в московское метро, они должны быть ненормальными.

Охранники супермаркета держались рядом, и я, понизив голос, обратился к ближайшему:

– Приятель, как бы нам уехать без этого надсадного сопровождения? Честно говоря, щелкоперы утомили.

– Пойдемте за мной, – с готовностью пригласил он, как будто держал уже такой вариант в голове.

Мы свернули за дверь с надписью «служебное помещение», оставив там на страже второго охранника, прошли по длинному пустому коридору и вышли к грузовому сектору.

– Такси? – спросил охранник, и я согласился.

Мы постояли на улице не больше пяти минут, когда к эстакаде подрулил черный представительский «мерседес» без каких-либо опознавательных знаков вроде «шашечек» или желтого фонаря.

Я нащупал в кармане тысячную купюру и протянул ее охраннику. Мужчина слегка замялся и потом неловко попросил:

– А можно автограф, Михаил Дмитриевич?

– Легко, – откликнулся за меня Ганс.

Ганс аккуратно выудил у меня из рук купюру, потом из рук охранника забрал ручку и размашисто расписался на деньгах: «Ганс Миллер».

Охранник взял эту купюру с осторожным недоумением на лице, но я тут же подумал, что это был наилучший выход из ситуации.

Потом я сел в «мерседес», рядом со мной уселся Ганс с двумя пакетами в руках, и наша машина рванула с места – очень вовремя, как раз мимо набегающей к заднему выходу толпы репортеров.

Ганс назвал адрес, но водитель, задумчивый меднолицый кавказец, ничем не выразил своего удивления и всю дорогу ехал молча. У самого КПП он сделал широкий круг, привлекая внимание дежурного наряда и болтающихся вокруг части ребят, возвращающихся из увольнения.

Я сунул Гансу пачку пятисотенных купюр, чтобы он сам расплатился с таксистом, но водитель в протестующем жесте поднял короткопалую ладонь, не желая брать деньги.

– Услуга за услугу, господа, – неуверенно начал он. – Можно мне ваш автограф?

Таксист протянул мне заготовленную заранее ручку и мутную фотографию, где он был изображен в обнимку с Филиппом Киркоровым.

– С той стороны, пожалуйста! Марату! – прижал он вторую руку к сердцу и закатил глаза повыше.

Я вывел с обратной стороны фотографии размашистую подпись «Михаил Прохоров – Марату! Больших финансовых удач тебе, Марат!» и вернул карточку.

– Подождать здесь? – с готовностью спросил таксист, но я отмахнулся – зачем?

– Завтра приезжай, часам к двенадцати, – зачем-то сказал ему Ганс.

Мы с Гансом вышли из машины одновременно, причем разленившийся немец позабыл открыть мне дверь. Вылезая, я успел подумать, что так разлагающе на Ганса подействовала близость казармы.

Мы успели сделать по шагу, пройдя ярко освещенные полураскрытые ворота КПП, когда из полумрака строевой площадки раздался зычный окрик:

– Явились – не запылились?!