Укрощение - Леонид Гришин Страница 31

– А я как ловил сомов, когда был пацаном!

– А где же вы ловили?

Мне интересно стало, потому что каждый раз, как приезжаю сюда на Кубань, нам с братом хочется сомика поймать, но не получалось. Да и на Кубани такого места не найдёшь, чтобы удобно было подъехать на машине.

– Ооо, это на хуторе Дальнем, давненько я там не бывал, ах, какой хутор был! Дальним он называется, потому что вдалеке ото всех от станиц, до Кубани от этого хутора было версты две, не больше, ну полторы. Это был луг, на котором пасли только коров и коней. Овец туда не пускали. Овца же – она дура, она грызёт всё подряд. Чуть ли не с корнем траву выгрызает. А коровка и лошадка – они умные, они берут то, что повкуснее, что им нужно. И пасти должен пастух. Пастуха обычно выбирали на «круге», от пастуха много зависит, чтобы коровка молоко давала, чтобы не вытоптала луг… Луг ведь это было общественное место, а в каждом дворе по две-три коровы. Пастух заиграет утром в дудку, хозяева выгонят коров… А у коров свои порядки: их нужно покормить, напоить, дать отдохнуть, чтобы она жвачку пожевала. Попробуй обидь какую старшую корову или незаслуженно дать кнута, так она будет других шпынять из-за того, что её ни за что ударили. Поэтому хороший пастух знает повадки коровьи, а значит и луг сбережёт, и коров накормит. Атаман сам приезжал проверять… Попадётся иногда нерадивый пастух, так он ему и врежет плёткой! За то, например, что вода холодная. По утрам холодной родниковой водой поить корову нельзя, нужно заполнить корыто ещё с вечера, чтобы водичка настоялась. Придёт коровка утром, а водичка уже потеплела… Ладно, разболтался я тут с тобой, но уж больно красивые у тебя игрушки, не то, что раньше мы ловили. Хотели поймать сома – брали бельевую верёвку, крючок приделывали самодельный… Ах, какие раньше кузнец ковал крючки! С бородкой, не разогнуть… Бывало, зайдёшь за перекат, чтобы пупок не замочить, колышек вобьёшь, привяжешь нитку и лягушку надуешь. Цепляешь её на крючок и за ниточку к колышку, а бельевую верёвку до берега тащишь. А сам направляешь на самую глубину, где лежат эти сомяры. Оставляешь так на ночь, а на утро сомяра висит… Иногда маленькие попадаются, а иногда и такой, что нам, пацанам, не справиться. Приходилось звать казаков… Но зато весь хутор на два дня рыбой обеспечен. Ладно, заболтался тут с тобой, – он тяжело поднялся, опираясь на свою палку, и пошёл прочь, вспоминая, должно быть, как ловили рыбу в его годы.

Мне стало интересно, что же это за хутор, я попробовал найти его на навигаторе. Получилось – в ста километрах программа показывала хутор под названием Дальний. Далеко от трассы, далеко от дорог, но я всё равно решил попытать там удачи и попробовать поймать сома.

На следующий день я стал собираться. Купил хороший шнур вместо бельевой верёвки, крючков и шприц, чтобы надуть лягушку – всё, как рассказывал старый казак.

В хуторе это оказалась только одна улица. Справа и слева дома, направленные к Кубани. Я проехал половину улицы, прежде чем поймал себя на каком-то нехорошем ощущении. Чего-то не хватало в этом хуторе, а чего именно – не пойму. Погода была замечательная, вокруг тишина. Дома стояли опрятные, обнесённые забором. Уже подъезжая к концу улицы, я понял, что не встретил по дороге ни одного человека, ни одного мальчишки. Не было даже ни одной курицы, утки или гуся – это меня и настораживало.

В конце хутора я обнаружил нечто необычное. Забор хаты, стоящей справа, подмывался Кубанью. Метрах в 2030-ти от берега был установлен навес, стояли скамейки и стол, вокруг которого было человек десять казаков. Они склонились над столом, что-то рассматривали и, очевидно, обсуждали. Я вышел из машины с биноклем и посмотрел на реку. Было ясно, что Кубань и дальше будет подмывать эту хату и обвала не избежать. Я посмотрел вниз по реке, а затем перевёл бинокль на мужчину, который стоял вместе с казаками. Что такое? Лицо мне его показалось знакомым. Я узнал его – Сашка Мещеряков. Мы с ним когда-то играли за сборную института в футбол. Правда, он учился на гидрофаке, а я на Энергомаше. Я был правым защитником, а он левым полузащитником. И у нас с ним был такой приём: когда мне попадался мяч или у меня получалось его отобрать, я поднимал руку, и Сашка уже знал, что я буду точно бить на центральную линию по левому краю. Он набирал скорость и левой ногой с лёту пробивал в правый край, где в штрафной площадке его уже ждал нападающий, чтобы попытаться забить гол. Мы долго отрабатывали на тренировках этот приём, чтобы получилась точная цепочка.

Что же мог объяснять этим казакам? После института мы встретились с ним на великих стройках коммунизма. Он работал на гидропроекте, а я был на этих гидростанциях как представитель завода.

Очевидно, он почувствовал, что на него смотрят, и повернул голову в мою сторону. Завидев меня, он направился в мою сторону. Он узнал меня ещё издали и поздоровался.

– Ну ты что, приехал мне оппонентом быть? – с улыбкой пожал мне он руку.

– Каким оппонентом? – не понял я.

– Так тебя разве не пригласили? Ты что здесь делаешь? – спросил он.

– Да мне объяснили, что здесь хорошее место, где можно сома поймать.

– Ааа, я уж думал, тебя пригласили как оппонента, – ответил он.

– А что?

– Пригласили меня казаки – смывает их хутор, а им жалко его. Вот думаем, как бы защитить.

– И что ты?

– Сейчас буду проект рабочий защищать. Пошли, будешь оппонировать мне, – пригласил меня Сашка.

Сашка вернулся обратно вместе со мной. Я поздоровался, казаки тоже меня поприветствовали. Сашка, вернее уже не Сашка, а Александр Васильевич Мещеряков представил меня и объявил, что я буду оппонировать ему при защите проекта.

Мы начали. Защита проходила спокойно, казаков интересовал лишь один вопрос, защитит ли проект Сашки их хутор или нет. Саша дал гарантию, что угроза будет устранена. После защиты они стали составлять договор, к месту подвезли экскаватор, но этого я уже не увидел, поскольку времени у меня было не так уж много, а нужно было ещё успеть порыбачить.

Идея Сашки заключалась в том, что реку нужно не перегораживать, как это сделали казаки, скупив бракованные железобетонные шпалы, а предпринять нечто иное…

Прошло четыре года, и мне случилось проезжать не так далеко от этого хутора. Мне стало любопытно, и я решил проверить, удалось ли Сашке тогда защитить хутор или нет. Я поехал, правда, дорога туда была грунтовая. На въезде к хутору висел кирпич с 18:00 до 7:00. Меня это удивило, но на часах было больше семи утра, а до вечера было ещё уйма времени, поэтому я проехал. Каково же было моё удивление, когда на месте подмываемой хаты Кубани уже не было, но осталась большая старица. Причём старица, обсаженная вокруг плакучими ивами, длинные ветви которых опускались к самой воде. На том месте, где четыре года назад стояли казаки, по-прежнему был навес, но людей там уже не было. Зато над старицей был добротный пирс, но, опять же, во всём хуторе не было ни людей, ни гусей, ни уток. Я присмотрелся к воде и заметил, что в старице водится рыба: несколько всплесков метрах в двадцати от берега – сазан не менее килограмма выпрыгнул из воды и снова погрузился в воду.