Тридевятые царства России - Анджей Иконников-Галицкий Страница 31

Ещё мрачнее другое. Как только ниже Казани началась жара, на просторах волжских водохранилищ стал разноситься смрад смерти. Этот гнилостный запах шёл от воды и преследовал он нас до самой Астрахани. Как будто величайшее сражение разыгралось на этих просторах и все воины погибли, и некому убрать их тлеющие тела. Смерть воды.

Вода эта чудовищна даже своим видом, и особенно там, где разлив водохранилищ достигает максимальной ширины. С борта теплохода она видится ярко-переливчатым месивом с разводами ядовитого зелёного цвета. Вся её поверхность покрыта сплошным ковром тинно-водоросляной зелени, в разрывах которого то и дело проблёскивает брюхо дохлой рыбы. Волга мелеет, тяжкая нижневолжская жара прогревает воду до дна, замедленное разливами течение не успевает сносить вниз органику; в отравленной гниением воде задыхается жизнь.

Я не буду даже и пытаться всерьёз поднимать волжскую экологическую тему: об этом написаны книги. Но как-то это прискорбно-символично: расчленённая и гниющая Волга, дно которой устлано ядовитыми промышленными отложениями. Становой хребет, опорный ствол страны. Волга как зеркало России.

Нет, я не апокалиптик и не пессимист. Странствия по Волге не способствуют формированию апокалиптических настроений. Жизнь земли, укоренённость полутораэтажной России, неуничтожимость каких-то основных составляющих её бытия говорят об одном: пустое это – ожидать грядущих катастроф. Не бывает конца света в одной отдельно взятой стране. Как, впрочем, и какого-то невиданного счастливого социализма. Во всё время пути постоянным и господствующим настроением было: жизнь идёт, жизнь продолжается! Всё как-то гораздо спокойнее в нашем государстве, чем мы привыкли думать. Как-то устойчивее. И люди всюду нормальные, а не бандиты из телепередач на уголовную тему. «Люди как люди… В общем, напоминают прежних…» Может быть, всё даже как-то слишком спокойно и устойчиво.

В частности, в поволжских пределах куда спокойнее текут мысли и о распаде России. Всё в мире закономерно, как течение Волги. «Центр», сердцевина древа, гниёт и разрушается на наших глазах. Лишённые необходимых связей, отделятся друг от друга княжества-«регионы», чтобы, в свою очередь, распасться на районные уделы. Плотины, нарушившие естественную жизнь, размоются когда-нибудь, как разрушается всё на земле. Сойдёт вода с затопленных пойм. Через тысячелетия растворятся в окружающем мире отложения тяжёлых металлов и радиоактивных веществ, нанесённые великой державной индустриализацией. Мир Волги есть и сохранится, ибо жизнь продолжается, жизнь идёт всегда, как идут дожди, вечные родоначальники тысяч ручьёв и рек, стекающихся в единение Волги. Простая, земляная, растительно-биологическая жизнь. Надстройка – всё сложное и тонкое, культура, красота, духовность – исчезнут. И новая цивилизация вырастет когда-нибудь на этом единении небес, земли и воды. Спокойно думается об этом над спокойной волжской горизонталью. Мир Волги – выше нас.

Безумно красивые закаты сопутствовали мне на моём пути, и всюду они были разные. Залитый оранжевым горизонт между тёмной зеленью костромских лесов и тёмной синевой северорусских туч. Пунцовое солнце, круглое и чёткое, как вбитый в фиолетовое небо гвоздь над чёрно-белыми утёсами Жигулей. Ярко-алый шар, бросающий разводы и отражения по безграничной ширине воды, небес и ровных сочных берегов низовий. Чем так прекрасен закат? Тем, что он открывает двери в вечность. Так же – и устье реки, впадающей в великое море. Нечто неисчерпаемое.

Сказал автор «Слова о полку Игореве» великому князю Всеволоду, предку московских царей: «Ты бо можеши Волгу веслы раскропити». Но и тридцати поколениям потомков Всеволода за восемьсот лет не удалось вычерпать воду Волги вёслами российского державного корабля. И до сих пор приволжские края живы, и живее многих других углов и центров России. И потом, есть такая вещь: благословение. Господь с небес на землю призрел и благословил её водою, и стала земля плодоносна. Правы покровские мужики: надо Церковь строить. Недаром по всем берегам Волги, как вдоль царской дороги, строятся и строятся церкви. Надеюсь, построятся. Всё будет хорошо.

Центральная Азия – обширная страна, сердцевина которой сложена горными массивами Алтая и Саян. В современной России это шесть регионов: предгорные углы Кемеровской области и Алтайского края, Горный Алтай, юг Красноярского края, Хакасия и Тува. Мир тут совершенно особый, не похожий ни на Европейскую Россию, ни на «классическую» Сибирь, ни на Монголию, ни на Китай – ни на что. В этих местах я вот уже двадцать лет бываю регулярно. Главным образом – по делам археологическим. Геродот, рассказывая о скифах и о родственных им неведомых народах, упоминает о каких-то «стерегущих золото грифах», живущих в горах далеко на востоке. Грифы в данном случае – не птицы, а люди, племя или группа племён. По-видимому, речь идёт о древних кочевниках Саяно-Алтая, оставивших множество замечательных археологических памятников. В 2001 году в Туве экспедиция Константина Чугунова совершила сенсационное открытие: богатейшее царское погребение в кургане Аржаан-2. В раскопках «золотого» кургана я принимал участие и надеюсь об этом рассказать – в отдельной книге.

В этой стране не только пространство устроено по-особому, не так, как у нас, но и время течёт по-особому. Прошлое и настоящее соединены неслиянно и нераздельно. От загадочных скифов к современным обитателям центральноазиатских гор, степей, городов и селений протянуты незримые, но неуничтожимые нити. Здесь даже когда просто дышишь, то кажется, что пьёшь из источника, в котором наше общее прошлое, вода живая и мёртвая. Недаром название кургана Аржаан переводится с тувинского как «священный источник».

Ожерелье алтайских степей

Тяжёлая, еле выносимая жара сгущалась в воздухе, когда мы подъезжали к Бийску. Жара стояла уже вторую неделю и с каждым днём делалась всё гуще. Грозу бы! Но тучи никак не могли собраться, расплываясь по небу туманной и влажной дымкой. От этого становилось вовсе тяжко. Позавчера – сорок три градуса, вчера – сорок пять… Вчера ещё спасало одно: пока едешь – ветерок обдувает; остановились – машина накаляется на солнце, как жестянка. Сегодня и ветерком не спастись: во все щели врывается горячий влажный воздух, как из бани. Одна надежда – Бийск, гостиница, холодный душ. Да ещё мечта о магазине с минералкой из холодильника…

Мы носимся по Алтаю три недели – осуществляем «археологический мониторинг». Дом наш на колёсах – героический уазик-«буханка». Тувинские номера уазика неизменно удивляют всех инспекторов алтайского ГИБДД.

– Это что за регион такой – семнадцатый?

– Тува.

– Вы что же, из самой Тувы едете?

– Из самой.

– Вот на этом?

И инспектор с недоверчивым изумлением тычет жезлом в серое тельце машины. В его глазах – многоточие.

Да, на этом. Уже три с лишним тысячи километров, если считать от Кызыла, столицы Тувы. Объездили Степной Алтай, Рудный Алтай, забирались в предгорья и горы.