М.Ф. - Энтони Берджесс Страница 31

Я смутно видел лысого диктора новостей. Сообщалось то же самое:

– …чем милостиво и, он сказал бы, чудесно неудавшимся покушением на жизнь демократически избранного главы свободного…

– Меня страх обуял, а потом я стала все время загадки разгадывать. Кроссворды, очень трудные, и всегда правильно. А потом сказали, будто я больна. Сказали, самый лучший доктор в Сан-Франциско… Кажется, ты потрясен, вид у тебя по-настоящему потрясенный. Извини, я забыла, что люди от этого потрясаются. Видишь, я больше не потрясаюсь.

Диктор новостей говорил:

– В причастности подозреваются несколько человек. Полиция задерживает подозреваемых. На дорогах вокруг столицы выставлены блокпосты. В период чрезвычайного положения выезд запрещен. Международный аэропорт Гренсийты закрыт для вылета самолетов до дальнейшего уведомления…

– Но это невозможно, – воскликнула Катерина. – Ох, какие они дураки со своей дурацкой политикой.

– Дураки? Кто? Почему?

Я не слушал новостей, я был потрясен, она верно заметила. Как же тогда я дословно цитирую прозвучавшие в новостях слова? Те же самые слова, или нечто подобное, говорились в новостях позже. Позже я новости слушал внимательно. Это все объясняет.

– Мисс Эммет! Слышите, что они делают, мисс Эммет?

– Слушай, – поспешно сказал я. – Тебе кто-нибудь что-нибудь сообщал об истинном характере отношений между нашими отцом и матерью?

– Ох, они были счастливы. Поэтому он и свихнулся совсем, когда она…

– Что за крик?

Вошла мисс Эммет, грызя рафинад: «Што жа хрррик?»

– Никого не будут выпускать. Из-за того самого дурацкого выстрела в дурацкого президента.

– Ах, – сказала мисс Эммет. – Видите, стало быть, они знали, когда посылали ту самую телеграмму. Знали, что будут проблемы. Американцы не дураки. У них шпионские организации. КУА, [77]ЦРУ, ЮСИА. [78]

– Да мы же приготовились, вещи собрали. Ох, какие дураки.

– Принеси поднос, Китти Ки. В каком-то смысле, разумеется, провидение. Провидение нам послало милого дорогого Майлса, и абсолютно правильно, чтоб мы пробыли вместе какое-то время. Неси чай, девочка. Я сандвичи сделала.

Она смотрела на меня с любовью. Первой ее реакцией при виде меня было изумление, прямо приведшее к возрождению гувернантских привычек. Оставшись одна на кухне, нарезая крутые яйца для сандвичей, грызя сахар, она была поражена мыслью, что я, Майлс, ее милый мальчик, снова с ней после стольких долгих лет.

– До чего ты худой, зайчик. Надо тебя откормить. У кого ты остановился сейчас, на каникулах? Бедный мальчик, без собственного дома. Дайте я выключу этот ужасный ящик.

– В дом мое поколение больше не верит. На каникулах я просто езжу повсюду, чтоб повидать Америку, иногда работаю. Так было раньше, по крайней мере. Теперь уж никаких каникул.

– Бедный, бедный парнишечка. Ну, надо нам вместе побыть здесь немножко. В супермаркете на Крейг-роуд прелестные меренги.

– Нет. Очень жаль. Завтра утром начну отрабатывать путь обратно во Флориду.

– Чего завтра утром?

Это Катерина только что вошла с подносом. Я увидел ожидаемое: яичный белок поблескивает между толстыми кусками хлеба с маслом; сахарное печенье.

– Если нам нельзя уехать, – говорит Катерина, – то тебе тоже. Если самолеты не выпускают, корабли тоже.

– Ох.

– Ты что, не слышал?

Она уже начинала главенствовать, настоящая сестра. Я смотрел на нее с отвращеньем, на толстую девушку, которая уже налила себе чашку чаю и прихлебывала с лишним шумом. Сразу сунула в рот целиком шоколадное печеньице, показав мне зубы, желтоватые, запломбированные, разъедавшие в слякоть печенье. Шоколадная крошка упала на большую отвислую грудь, и она пальцами вмазала ее в платье. Потом, уж заодно, раз пальцы все равно были тут, почесала живот.

– Какое безобразие, чудовищное безобразие, – молвил я.

– Милый мальчик, ты должен остаться, – объявила мисс Эммет, – пока все это не кончится. Американцы умный народ. Прекрасно нас предупредили, да вот, видишь, шторм. А здешняя авиакомпания…

– «Арийя Кастита», – подсказала Катерина сквозь макаронное месиво цвета лосося, демонстрируя крохи своих познаний.

– У них лишь две поездки в неделю до Кингстона.

– Называются рейсы.

– Знаю, девочка. Налей мне чашку чаю; умираю, хочу сигарету.

– Шпионят лучше карибских метеорологов, – сказал я. – Американцы, я имею в виду. Собственно, думаю, лучше вернусь в отель. Если бы вы могли одолжить мне…

– А в чем дело? – говорит Катерина. – От меня что, плохо пахнет?

Фактически, нечестный вопрос.

– В мансарде, – говорит мисс Эммет, – есть славная постелька. Там тебе будет удобно. Я тебя подкормлю, побеседуем. Ох, милый, – добавляет она. – В доме вряд ли найдется еда. Понимаешь, кладовку опустошили перед отъездом. Съешь сандвич с яйцами, дорогой мальчик.

– Нет, спасибо, я съел уже.

– Видно, мы ничего тебе дать не можем, да? – говорит Катерина, прежде чем приняться за сливочную трубочку.

– Ну, тогда, если вы уверены, что я вам не доставлю хлопот.

– Схожу в супермаркет, – говорит, дымя, мисс Эммет после таких моих слов.

– Нет, нет, я пойду, – с чрезмерной готовностью вызвался я. Не хотел оставаться наедине с Катериной. Не хотел, чтоб она продолжала рассказывать о моем отце таким холодным врачебным тоном. Хотел переварить это один.

– Может, одновременно выясню что-нибудь насчет музея. Он где-то на этой улице.

– Нет здесь никаких музеев, – сказала мисс Эммет, – ни картинных галерей, ничего подобного. Только жилые дома, за исключением двух пивных. В той, что напротив, страшно шумят допоздна по вечерам. Но Мануэль славный. Для меня специально заказывает сигареты.

– Люблю смотреть, как оттуда пьяные выходят, – говорит Катерина. – Все-таки развлечение. Дурацкие пьяные крики, выделывают друг с другом всякие дурацкие вещи.

– Странно, – сказал я. – Мне говорили именно про эту улицу. Похоже, он не сомневался.

– Кто, милый мальчик?

– Мужчина, с которым я познакомился в… Студень. Простите, для вас это, конечно, бессмыслица. Мужчина, с которым я…

– Ох, да, – говорит Катерина. – Знаешь, мы вовсе не так уж отрезаны от цивилизации. У нас тут есть студель. Вкусный. Особенно с консервированными персиками и взбитыми сливками сверху. Если идешь за покупками, купи студель.