Пасхальный парад - Ричард Йейтс Страница 32

— Но… куда же мы ее пристроим? Сара закурила.

— «Сентрал Ислип», я думаю, — сказала она, выпуская струю дыма.

— Это что такое?

— Государственная больница. Бесплатная, но, насколько я понимаю, очень хорошая.

— Ясно.

Пригубив второй бокал мартини, Сара смущенно призналась:

— Вообще-то это лишнее. Мой врач сказал мне, что я слишком много пью.

— Так и сказал?

— О, это не было серьезным предупреждением, просто он мне посоветовал сбавить обороты. Он сказал, что у меня… увеличена печень. Ну, не знаю. Не будем о грустном. Эмми, я так редко тебя вижу, что сейчас должна услышать все о твоей работе и личной жизни, всё-всё. Тем более вечером мы встречаемся с Родериком Гамильтоном, и я хочу прийти в хорошем настроении. Будем наслаждаться.

Но не прошло и нескольких минут, как она уже обводила комнату задумчивым взглядом.

— Здесь мило, правда? Сюда папа приводил меня, перед тем как посадить на поезд. Иногда мы ходили в «Билтмор» или в «Коммодор», но это место мне запомнилось больше всего. Официанты знали его и уже узнавали меня. Они приносили мне два шарика мороженого, а папа пил свой двойной виски. И мы с ним говорили, говорили…

Позже Эмили не могла вспомнить, сколько же мартини в результате выпила Сара, три или четыре; помнила только, что к моменту, когда ей принесли цыпленка по-королевски, сама она уже немного «поплыла» и что ее сестра почти не притронулась к еде. И от кофе отказалась.

— Ох, Эмми, дорогая. Кажется, я немного пьяна, — сказала она. — Смешно, да? Сама не знаю, зачем я… а, ничего страшного. Ненадолго прилягу в номере. До возвращения Тони еще полно времени.

Потом мы с ним поужинаем и поедем в театр. И все будет хорошо.

Ей потребовалась помощь, чтобы встать со стула. И чтобы дойти до выхода. Крепко держа сестру под вялую руку, Эмили довела ее до лифта.

— Все о'кей, Эмми, — повторяла она. — Дальше я сама.

Но Эмили довела ее до номера, где Сара сделала три-четыре неверных шага и рухнула на широкую кровать.

— Я в порядке, — сказала она. — Я только немного вздремну, и все будет хорошо.

— Ты не хочешь раздеться?

— Не надо. Ты за меня не волнуйся, все хорошо.

И Эмили вернулась на работу в рассеянном состоянии. А ближе к концу рабочего дня ее охватило чувство радости, к которому примешивались угрызения совести: пройдут месяцы, а то и годы до ее следующего свидания с сестрой.

Вечер она проведет одна, и, если все правильно спланировать, одиночество не будет ей в тягость. Прежде всего надо переодеться по-домашнему и сделать заготовки для легкого ужина, а пока он томится на плите, налить себе винца — не больше двух бокалов — и посмотреть по Си-би-эс вечерние новости. Позже, вымыв посуду, она сядет в покойное кресло или уляжется на диване с книжкой, и часы пробегут незаметно, пока не придет время укладываться спать.

Когда в девять часов вдруг зазвонил телефон, она вздрогнула, а Сарин слабый, жалобный голос в трубке заставил ее вскочить с дивана.

— Слушай, мне ужасно неудобно тебя об этом просить, но ты не могла бы приехать в гостиницу?

— Что случилось? Почему ты не в театре?

— Я… не пошла. Я объясню тебе при встрече. Всю дорогу в такси, постоянно застревавшем в пробках, Эмили старалась ни о чем не думать; она старалась ни о чем не думать и пока шла по длинному, устланному ковром коридору. Дверь в Сарин номер была чуть приоткрыта. Сначала она хотела ее толкнуть, но потом решила постучать.

— Энтони? — послышался робкий, с затаенной надеждой голос.

— Нет, детка. Это я.

— А, Эмми. Заходи.

Эмили вошла в темную комнату и закрыла за собой дверь.

— Ты в порядке? — спросила она. — Где выключатель?

— Не включай пока. Давай сначала немного поговорим, хорошо?

При слабеньком голубоватом свете из окна можно было разглядеть, что сестра лежит на кровати примерно в той же позе, в которой Эмили днем ее оставила, только постель была разобрана и из одежды на Саре осталась одна комбинация.

— Эмми, ради бога, извини меня. Зря я, наверно, тебе позвонила, но дело в том, что… Можно, я с самого начала? Когда Тони вернулся, я еще была… не совсем трезвая… Из-за этого мы с ним сильно поругались, он сказал, что не возьмет меня в театр и… в общем, он отправился на спектакль один.

— Один?

— Представь себе. Его можно понять, в таком состоянии я не могла встречаться с Родериком Гамильтоном, сама виновата. Но… прошлым летом мы с тобой так славно обо всем беседовали, а тут мне надо было выговориться, и я тебе позвонила…

— Ясно. Ты правильно поступила. Уже можно включить свет?

— Ну что ж, включай.

Рука нашарила на стене выключатель, комната озарилась светом, и Эмили увидела всюду кровь: на смятых простынях и подушке, спереди на комбинации и на опухшем, кривящемся лице, даже на волосах.

Эмили так и села, прикрывая глаза ладонью.

— Это невозможно. Это дурной сон. Он тебя бил?

— Ну да. Ты не дашь мне сигаретку, дорогая?

— Но, Сара, тебе должно быть очень больно? Дай мне тебя получше рассмотреть.

— Не надо. Не подходи ко мне близко, ладно? Все будет хорошо. Я должна встать и умыться… надо было это сделать до твоего прихода. — Она с трудом поднялась и на нетвердых ногах проследовала в ванную, откуда послышался звук льющейся в раковину воды.

— Бог мой, — донесся ее голос. — Вообрази: с таким лицом меня представляют за кулисами Родерику Гамильтону!

— Сара, послушай, — сказала Эмили сестре, когда та вернулась в спальню. — Ты должна мне кое-что рассказать. Такое уже случалось в прошлом?

Сара, смывшая с лица почти всю кровь, сидела на кровати в халате и курила сигарету.

— Само собой. Это у нас происходит регулярно. По крайней мере раз в месяц, на протяжении двадцати лет. Но обычно без таких последствий.

— И ты об этом никому не рассказывала!

— Джеффри когда-то давно чуть было не рассказала. Он спросил, откуда у меня фингал, и у меня уже чуть не сорвалось с языка, но я подумала: «Нет, будет только хуже». Папе, наверно, я могла бы рассказать… Случалось это и при мальчиках. Тони-младший даже пригрозил, что убьет его, если это повторится. Собственному отцу так сказал.

На низком шкафчике у стены стояли бутылки со спиртным и ведерко со льдом. Эмили глядела на них с вожделением. Больше всего ей сейчас хотелось выпить чего-нибудь покрепче, но усилием воли она заставила себя сидеть, по-прежнему прикрывая глаза ладонью, как будто смотреть на сестру прямо было ей невмоготу.

— Ох, Сара, Сара, — проговорила она. — Как ты можешь с этим мириться?