Книга Фурмана. История одного присутствия. Часть 4. Демон и лабиринт - Александр Фурман Страница 32

На сборе они разошлись по разным отрядам, но пару раз благодаря проявленной ими находчивости и решительности были легко преодолены какие-то неожиданно возникшие организационные проблемы, которые поставили всех остальных в тупик.

После сбора Мариничева по просьбе своего приятеля взялась «довести до ума» школьный пресс-центр, призванный стать очагом и рассадником будущих «революционных» изменений. Естественно, всей их компании – и в первую очередь Фурману «как человеку особо приближенному, понимающему и к тому же в данный момент ничем полезным не занятому» – пришлось всю осень регулярно таскаться в школу. А поскольку чаемое чудесное рождение творческого детского коллектива по разным причинам затягивалось, было решено нанести по равнодушной и косной человеческой массе еще один концентрированный удар, устроив на зимних каникулах трехдневный выездной сбор.

Место для этого было найдено уникальное – подмосковная усадьба Горки, где провел свои последние годы умирающий Ленин. В самой усадьбе был мемориальный музей, но рядом, буквально в двух шагах, за забором, находилась действующая школа-интернат. На каникулы большинство детей разъезжались по домам, и руководство интерната было готово принять хоть сотню гостей, обеспечив их необходимым количеством коек и ежедневной трехразовой горячей кормежкой (за относительно небольшую доплату поварам). Таким образом, все бытовые вопросы были сняты.

Более серьезные организационные задачи предполагали и более строгий отбор членов взрослой команды. Стоило об этом задуматься, как сразу возникла проблема с гитаристами. Мариничева с сожалением признала, что, при всех безусловных Машкиных достоинствах, запускать в Горки – святое для коммунистов место – эту неуправляемую злобную антисоветчицу было бы крайне рискованно: она там запросто может не глядя на лица ляпнуть какое-нибудь свое очередное кощунственное замечание и спровоцировать, пусть даже и невольно, такой грандиозный скандал на идеологической почве, что Ольге с Наппу потом за всю оставшуюся жизнь будет не отмазаться…

Вопрос о гитаристе обсуждался с самыми разными людьми, в том числе и с челябинцами. И вдруг выяснилось, что Володя-Номинал окончил музыкальную школу по классу гитары, а значит, в принципе мог бы заменить Машку. Но и этот вариант отпал, так как на Новый год он уезжал домой навестить родителей.

Полагаться же в трудных и нервных ситуациях на Друскину, которая вечно на всех обижалась и требовала к себе особого внимания, было невозможно; да она пока и не настолько справлялась с гитарой, чтобы в одиночку взять это дело на себя. Конечно, вообще без гитары на сборе будет сложно. Но лучше уж никак, чем с такими дополнительными сложностями.

На поездку в Горки записались около сорока старшеклассников, которых должны были сопровождать четверо педагогов. Вместе с ними взрослых набиралось почти десять человек, поэтому на этот раз решили обойтись без приглашенных гостей и помощников. Хотя всех обрадовало, что согласился поехать челябинец Игорь.

По плану первые тридцать минут после прибытия были отведены на размещение. Но выяснилось, что у поваров вскоре будет готов обед, и, чтобы потом не прерываться, «официальное» открытие сбора отложили на час с небольшим.

Между тем настроение у Фурмана было совершенно испорчено. Когда электричка начала притормаживать перед остановкой в Горках Ленинских, он был очень озабочен тем, чтобы при выходе никто из детей не оставил свои вещи, и от волнения забыл про собственный портфель, заброшенный на верхнюю багажную полку. Хватился он его только на платформе, когда электричка уже уехала. Ничего особо ценного в этом старом школьном портфеле не было: заношенный теплый свитер, сменная обувь, носки, набор фломастеров, зубная щетка и прочие дорожные мелочи. Но сами обстоятельства потери представлялись Фурману не просто нелепыми, а позорными. Кроме того, ему было ужасно жалко нескольких верно служивших домашних вещей (к примеру, серый норвежский свитер с оленями перешел к нему от Бори и побывал с ним в Карелии). Да и перспектива три дня не чистить зубы, не иметь возможности сменить промокшие в снегу носки и мучительно рыскать в поисках туалетной бумаги была совершенно безрадостной…

Видя, как он расстроился, Игорь с утешительной иронией заметил, что зато теперь ему не потребуется время на «размещение», и предложил, пока они свободны, быстренько и никому об этом не сообщая, сходить вдвоем «к Ильичу». Фурман даже не сразу догадался, что Игорь зовет его в музей: только старые большевики, лично знавшие Ленина, позволяли себе говорить о нем с такой рабоче-крестьянской родовой теплотой. Неужели у нынешних настоящих коммунаров тоже так принято?

На улице он осторожно спросил об этом Игоря. Тот удивленно посмотрел на него и ничего не ответил. Фурман покраснел: ну вот, не успел толком познакомиться с человеком, как уже спорол какую-то глупую бестактность…

В молчании они прошли с десяток шагов по скрипучему свежему снегу.

Игорь вдруг посопел носом, как бы усмехаясь чему-то про себя. Издевается, обреченно подумал Фурман.

– Видите ли, Александр… – с неожиданной театральной интонацией протянул Игорь. – Как вас по батюшке-то?.. Так вот, Александр Эдуардович, дело в том, что на мой сугубо личный взгляд разного рода гигантских монументов и нечеловечески величественных памятников вождю мирового пролетариата Владимиру Ильичу Ульянову (Ленину) и без нашего с вами участия понаставили по всей стране, грубо говоря, на каждом углу. Что само по себе «не есть правильно», даже если не вдаваться в обсуждение эстетического качества всех этих многочисленных архитектурных сооружений. Поэтому разумная доля более человечного и даже, не побоюсь этого слова, интимного отношения к этой безусловно великой исторической личности, думаю, никому не повредит…

Фурман обрадовался: это был ответ, и достаточно сложный.

Пока он уважительно обдумывал его смысл, глухая тропинка, по которой они наугад пробирались вдоль интернатского забора, вывела их на расчищенную твердую дорогу. Почти сразу впереди, на другом конце широкой заснеженной площадки, показался желтый двухэтажный особняк с высокими белыми колоннами и пристроенными к флигелям верандами в окружении спящих деревьев. Скорее всего, это и был музей.

Фурман вдруг обратил внимание на то, что Игорь уже какое-то время идет с непокрытой головой под медленно падающим снегом. «Ты случайно не потерял свою шапку?» – встревожился он. Игорь молча указал на свернутую под мышкой меховую ушанку. На его раскрасневшемся лице застыло какое-то странное выражение: торжественное, строгое и одновременно веселое. Почему же он снял… Догадка поразила Фурмана: настоящий коммунар, приближаясь к святому для него месту, заранее обнажил голову. Несмотря на мороз. И ни слова не сказав своему тупому спутнику. Как бы предоставив ему выбор… Устыдившись своей бесчувственности, Фурман торопливо стянул свою шапку и тоже сунул ее под мышку. Игорь на него не смотрел.

Идти так оказалось не очень удобно. Да и уши сразу схватило… Но Фурмана переполняла благодарность за этот молчаливый урок.

В музее они быстро отогрелись. Времени у них было в обрез – всего минут десять-пятнадцать, народу почти никого, и осмотр они совершали почти бегом, скользя по натертому полу в выдаваемых всем посетителям высоких матерчатых бахилах с завязками. Мелькание замерших залов, длинные коридоры, лестницы, светлые комнаты с резной мебелью и множеством мелких предметов на столах, древние телефонные аппараты, исторические бумаги, кресла в бесформенных белых чехлах, простые кровати, старинная ванна с кранами «горячо» и «холодно»…