Патология лжи - Джонатон Китс Страница 33

– Мы не «Спортс Иллюстрейтед».

– Шестеро из десяти хотят читать разоблачения о заработках спортсменов и сплетни о заключенных контрактах.

– Мы не «Бизнес-уик».

– Восемь из десяти купили бы номер, который бы отредактировал Деннис Родман. [33]

– Спасибо, Мэдисон. – Я встаю. – Совещание…

– Девять из десяти подписались бы на журнал, курируемый О. Джей Симпсоном. [34]

– Перерыв.

Я собираю свои бумаги и прижимаю их к груди. Я отворачиваюсь от стола, мои редакторы в замешательстве смотрят на Мэдисон, точно она может помочь им и, может быть, даже спасет их от меня. Моя рука ложится на алюминиевую дверную ручку.

– А как же обложка? – спрашивает Кэтрин.

– Это не ваша забота. – Я даже не оборачиваюсь. – Просто делайте, что вам сказано. Если мне понадобится ваше мнение, я у вас спрошу.

– Если поместить спортивную звезду…

– Спортсмены вульгарны. Единственная причина, по которой люди играют в футбол, – отсутствие коэффициента интеллекта, позволяющего заниматься чем-то более осмысленным. Никакого спорта ни на обложке, ни в журнале не будет. Вообще. Ясно?

– При всем моем уважении, Глория, – говорит Дэн, разозлившись, – мне кажется, Дмитрий должен быть в курсе этих решений.

– Держись подальше от Дмитрия. – Моя рука соскальзывает с нагревшейся дверной ручки. – Он очень занят.

– Я уверен, у него найдется полчасика, если на кону будущее журнала.

Я выжидаю, пока он закончит, потом жду еще немного, и когда в комнате становится тихо, и даже Рейк с Доном Ричардом перестают дурачится, я подхожу к Дэну на расстояние одного шага и спрашиваю, когда он последний раз проверялся на ВИЧ.

Он смотрит по сторонам. Он смотрит на всех присутствующих и понимает, что все смотрят на него.

– Я не шучу.

Мэдисон нервно хихикает.

– Что еще за фокусы, Глория? – Он смотрит на меня, потом на Мэдисон, на Рейка, на Кэтрин.

– Теперь, когда ты выпуталась… из убийства, что за игры ты затеваешь?

– Для тех, кто не в курсе: Рэнди уходит от нас на неопределенный срок, с завтрашнего дня. – Я бросаю свои бумаги на стол. – Заявления на вакансию можно в письменном виде направлять Брюсу. Следующая неделя будет очень напряженной для тех из вас, кто останется с нами.

– Что ты хочешь сказать – на неопределенный срок? Что ты с ней сделала?

– У нее положительная реакция на ВИЧ, Дэн. Она заболеет СПИДом и умрет. С рыцарством покончено. Пожалуйста, проверься прямо сейчас и перестань трахать всех стажеров подряд, как ты делал до сих пор, а результаты анализов потом передай Брюсу.

Все они, за исключением Дэна, смотрят на меня, Дэн что-то мычит, уставившись на свои руки. Я принимаюсь красить губы, потому что мое лицо становится непроницаемым, когда я крашусь. В конце концов, Рейк начинает говорить. Он хочет знать, когда все это случилось.

– Какая разница? Что было, то было, и теперь нам нужна замена.

– Гм.

– Послушайте. Все, кто имел сексуальный контакт с Рэнди, должны пройти обследование, прежде чем спать с кем-нибудь из журнала. Все, кто имел сексуальный контакт с тем, кто имел сексуальный контакт с ней, должны сделать то же самое. Я не хочу, чтобы журнал развалился из-за того, чем вы занимаетесь в свободное от работы время. – Я отбрасываю назад волосы, закрывающие уши. – Видит бог, вы и так уже натворили дел.

Дождь стучит по мостовой, и брызги попадают мне на чулки, пока я вышагиваю перед входом в Музей современного искусства Сан-Франциско. Время 12.45, я жду уже пятнадцать минут.

– Забавно встретиться тут с тобой.

Сперва возникает усмешка, уголки рта, собранные в складки. Потом я вижу всего Перри, закутанного с головы до пят в ярко-желтый макинтош.

– Ты опоздал.

Перри втискивает свое мокрое тело вслед за мной в створку вращающейся двери и бормочет извинения в мое ухо, пока я прокладываю нам путь. Он следует за мной, свой путь он потерял.

– Я думал, что оторвался от них.

– Не будь идиотом. – Из портика я машу агенту ФБР, с которым сталкивалась в свое время на допросах. Перри этого не видит, у него запотели очки.

– Вон там, – говорю я ему.

– Вытрешь? – Перри протягивает мне очки. – Я весь прорезиненный. Он показывает на свой макинтош и пожимает плечами.

Кажется, никто не объяснил Перри, насколько скучный из него получился подозреваемый. Никто не объяснил ему, что подозреваемые не должны носить желтые дождевики – по крайней мере, когда озабочены тем, что их легко опознают и выследят. Правда освобождает.

– Что ты хочешь для начала посмотреть?

– Давай пройдемся по постоянной экспозиции.

Перри покупает билеты. Мы проходим мимо справочной и поднимаемся по главной лестнице. В МСИСФ все каменное, холодное и гладкое, современное, как электрическая кофеварка Круппа. Мои туфли легко скользят по черному мраморному полу. Перри поддерживает меня.

– Это серьезно, так ведь?

– Тебе лучше знать.

– И не имеет значения то, что я невиновен.

– Невиновность – вопрос субъективный. – Я улыбаюсь. – Разве тебе не нравится Роберт Мазеруэлл?

Мы стоим посреди одного из бесчисленных белых залов, загроможденных, как товарные вагоны с окнами в историю искусства. Перри пялится на дубовые полы, потом поднимает глаза на камеру видеонаблюдения, с его дождевика стекают капли воды. На экспонаты он не смотрит и обрывает меня, когда я заговариваю о живописи.

– Это моя жизнь, черт побери, Глория. Это важно.

– Искусство не менее важно.

– Я не мог этого сделать.

– Но ты врач.

Когда мы трахались, я прокусила губу, и он чуть не упал в обморок, увидев сукровицу у меня на губах. А когда я попыталась его поцеловать, у него сразу же пропала эрекция, словно он не мог согласиться с тем, что в человеке течет кровь.

– Подойди ближе. Я хочу тебе кое-что показать.

Я вытаскиваю из уха сережку-гвоздик и прокалываю ею кончик пальца.

– Нет.

Я массирую кисть, чтобы потекла кровь.

Он не смотрит.