Свадьбы не будет. Ну и не надо! - Ирина Меркина Страница 33

На следующий день после их похода в ресторан он вот так же подстерег ее, когда она со шваброй и ведром шла к туалету.

– Как самочувствие, Иван Федорович? – спросила Беата.

– Отлично.

Он и правда выглядел лучше, чем можно было ожидать.

– Это... В общем... Ну, ты не думай, что я спьяну. Я все помню.

– Ну конечно. Я и не думаю.

– Я тебе сделал предложение. В здравом уме и это, как его... в твердой памяти. Я не отказываюсь.

– Ну и хорошо.

Ведро оттягивало Беате руку, но если его поставить на пол, то дедушка воспримет это как приглашение к долгой беседе.

– Ты не ответила. Не отвечай, подумай. Ты молодая. А я... Мое предложение остается в силе. И пойми, что я... всерьез!

– Спасибо, Иван Федорович! – от души сказала Беата. Она хлопнула на пол ведро – черт с ним! – и поцеловала старика в щеку, разведя в стороны руки в резиновых перчатках.

«Я поцеловала его не из жалости, честное слово. Я его поцеловала за ту бедную девушку-уборщицу, которой он сделал это глупое предложение. В твердой памяти, с ума сойти! И всерьез!..»

С того момента Иван Федорович относился к ней с особой предупредительной нежностью и многозначительно кивал, когда она проходила по коридору.

– Что-то ты устало выглядишь, лапушка, – сказал он ей в тот день, когда Беата заменяла Марью Трофимовну. – Что?.. Они тебя два этажа мыть заставляют? Да я им сейчас покажу! Мою невесту эксплуатировать!

Беата еле уговорила его не ходить скандалить к старшей сестре.

Но несколько дней удвоения коридорно-сортирного ВВП действительно ее доконали. Спина ныла так, что уже никакой массаж ее не спас бы, да и не до массажа ей было. Она стала плохо спать, под глазами появились синие круги, лицо осунулось. Беата в отчаянии прибегла к испытанному «Perfectionist» от Estee Lauder и любимому тональному спрею, но чуда не произошло. Тяжелая работа убивает красоту, думала она, глядя на свою серую физиономию в боковом зеркальце «Ауди». И красоту, и молодость, и любовь... Все убивает.

Зима никак не начиналась, снег выпадал пару раз и тут же боязливо таял, превращаясь в грязную слякоть. Народ и без того пребывал в неизбежной осенней депрессии, а тут еще нивы сжаты, рощи голы – в общем, унылая пора.

Беата ползла на работу в пробках, и ей хотелось хныкать, как маленькой. До сих пор никаких перспективных знакомств в пансионате она не завела. Родственники не особенно баловали стариков посещениями, а уж мужчины репродуктивного возраста появлялись там совсем редко. И на кудрявую уборщицу в изящно приталенном халате они не обращали никакого внимания, стремясь поскорее завершить свой визит вежливости. А это значит, что она еще долго будет таскаться по этажам с тяжелыми ведрами, возиться в грязной воде, дышать запахом унитазов и несвежего белья – и никакого просвета в этом не предвидится. Разве что представить Ивана Федоровича как ту самую достойную партию, за которой ее и послали на задание. Но это будет равносильно отступлению, капитуляции, а отступать Беата Новак не умеет. Она пойдет до конца... даже если это конец ее жизни.

На одну минуту Беата представила себе, что так будет всегда – тряпки, ведра, мрачная осень, – как будто заглянула в глухой колодец. Но ведь люди так и живут, хотя это немыслимо. День за днем однообразная работа, нищета и болезни. Потому девушки и мечтают встретить принца, который увезет их из этого кошмара на белом коне. Хотя бы скупого рыцаря. Но не встречают никого и постепенно теряют надежду, превращаются в баб, которые собираются своими скучными компаниями в обеденный перерыв и усмехаются: «Где уж нам уж выйти замуж...»

Если жизнь такая, то лучше повеситься. Почему не кончают с собой миллионы уборщиц, санитарок, продавщиц – совершенно не понятно. Она, Беата, этого бы не вынесла. Ее держит только то, что она здесь понарошку, временно.

«А это выход!» – вдруг поняла Беата. Когда совсем плохо и просвета не видно, надо помнить, что это временно. Жизнь очень длинная, и в ней столько всего, что и представить себе невозможно, – ни один дамский писатель не сочинит. Каждый день повторяй себе: за углом меня ждет удача! И она тебя обязательно дождется. А в скучных буднях есть свои мелкие радости. Например, забавные тетки, с которыми она пьет чай. И чудный старик Иван Федорович. Она уже давно с ним не гуляла, а это безобразие, надо сегодня выбраться обязательно, пусть даже в темноте, под вечер...

Она опоздала, но влетела на свой этаж окрыленная.

– Здравствуйте, Изабелла Нодаровна! Здравствуйте, Елизавета Петровна!

Она уже знает почти всех старушек и единственная из всего персонала говорит им «вы». Почему-то в доме престарелых с людьми обращаются, как с малышами в детском саду: «Лида, иди сюда. Садись за стол. Бери ложку. Почему ты не ешь? Смотри, какая вкусная каша!» А ведь они еще не выжили из ума, и хамоватые санитарки годятся им во внучки.

– Здравствуйте, Лидия Васильевна!

Старушек, понятно, больше, чем стариков, но старики задают тон. Один из них, Давид Захарович, узнал ее, вспомнил передачу «Лицом к лицу», вот только имя забыл. Тоже бывший фронтовик, контрразведчик, от такого не укроешься. Чуть не расколол Беату.

А старушки ничего не помнят, некоторые каждый раз заново спрашивают:

– А как вас зовут?

Другие одергивают:

– Беата ее зовут, как будто не знаешь. Здравствуй, Беаточка!

Но сейчас старушки только вяло кивают. Видно, и на них давит осенняя депрессия.

Беата сразу отправилась к Ивану Федоровичу в люкс, в конце этажа. Пусть посмотрит на нее еще без халата, раскрасневшуюся от ветра и ходьбы, порадуется, какая у него красивая «невеста». Он всегда радовался, когда она заходила к нему в своей обычной одежде, как будто на свидание.

В люксе было пусто. «Вышел куда-нибудь, – подумала Беата, но у нее почему-то защемило сердце. Что-то не так... Кровать! Она стояла голая, без белья, неприлично темнея полосатым матрасом. И тумбочка – на ней не было ни газет, ни лекарств, ни мандаринов, которые Иван Федорович приносил с обеда и жевал по дольке целый день.

Беата распахнула шкаф. Костюмы висели на месте, поблескивали медали. От того, в котором они ходили в ресторан, исходил слабый запах табака – в «Метрополе» безбожно курили.

Беата вышла. Старушки стояли у своих палат и смотрели на нее сочувственно. Почему-то это напоминало сцену из военного фильма, когда почтальон несет в дом похоронку, а соседи молча стоят у своих ворот, провожая его глазами.

Она все поняла. Не пошла даже выяснять к старшей сестре. Закрылась в подсобке, уткнулась в выстиранный халат и заплакала.

* * *

Вечером она плакала дома. Татка, услышав в телефоне странные звуки, примчалась испуганная.

– Тебе надо немедленно оттуда уходить! Немедленно! Это же дом престарелых, там все время кто-то умирает. А ты так близко к сердцу...