Ты сияй, звезда ночная - Каори Экуни Страница 33

— Об этом говорил ей я, — сказал Какие. — А Секо пришла обсудить далеко не столь общие вопросы. Ее интересовала весьма конкретная вещь. Если честно, довольно странная…

Лицо Какие было серьезно. На мгновение он замолк.

— Даже не знаю, как сказать, — начал он.

— Скажи — и все.

Он молчал.

В подобных ситуациях с Какие приходится нелегко. Уговаривать и уламывать его пришлось минут пять, и лишь потом он начал выжимать из себя слова.

— Секо пришла, чтобы спросить… нет, мне и правда неловко, но она хотела знать, можно ли перемешать в пробирке твою сперму со спермой Кона. На предмет дальнейшего осеменения. Она полагает, что в таком случае ребенок будет принадлежать всем вам. Всем троим.

Я обалдел. Неужели такое вообще возможно?! Минуту или около того мы все хранили молчание.

И вот тогда-то Кон внезапно врезал мне в челюсть. Врезал со всего плеча, не сдерживаясь. Сила его удара отшвырнула меня к столу — кипа бумаг обрушилась на пол…

— Какого хрена ты вообще женился на Секо-чан?! Чтоб несчастной ее сделать, да?! — Его взрыв выглядел совершенно искренним, ни малейшей наигранности, — так не похоже на Кона! И до меня наконец дошло очевидное: все это время страдала не только Секо. Кону было не менее больно…

На следующий день после этого происшествия Кон исчез.

Я припарковался на стоянке. Отстегнул ремень безопасности. Вытащил кассету из магнитолы. Опустил верх. Выключил мотор. Секо не шевельнулась, не вышла из машины.

— Секо?

Пока мы ехали домой, она, считай, не сказала практически ни слова. Негромкая музыка омывала замкнутое пространство машины, а Секо сидела, каменно молчала и хмурилась.

— Ты по нему скучаешь? — спросила она, не глядя на меня. — Теперь-то, когда Кон ушел, скучаешь ты по нему?

Я покосился в ее сторону. От нее так и било напряжением. Сквозь боковое стекло она упорно смотрела в темноту снаружи.

— Да. Я скучаю по нему, — ответил я честно. И добавил: — Но чувствую я себя не одиноким, а, скорее, потерянным, что ли…

Несомненно, чувства мои далеко выходили за грань обычного одиночества. Очень странное ощущение, которое я никак не мог описать словами, отравляло всю мою жизнь. Много, много глубже, чем просто одиночество… Я по-прежнему не в силах был смириться с отсутствием Кона. Должно быть, нечто подобное приходится испытать одному из близнецов, когда другой умирает…

Неожиданно я понял — Секо плачет. Личико ее было искажено болью и страданием, и всхтипывала она по-детски громко.

Я принялся просить прощения, но Секо только закрыла лицо руками и зарыдала еще горче.

— Не извиняйся. — Она с трудом выдавливала слова, судорожно хватая ртом воздух. — Никто не виноват. Мы ничего не можем поделать!..

Как же мучительно она плакала! Я обнял ее, и она, по-прежнему рыдая, с поразительной силой обвила руками мою шею. Ее дыхание, ее горячие слезы обжигали мне лицо и горло. Она крепко вцепилась мне в волосы — да так и осталась, плача, держаться за них. Щипало, словно бы кто-то вновь и вновь кусал за шею. Я уже ни о чем не думал — просто держал в своих объятиях мяконькое, беззащитное тело Секо. Казалось, прошла вечность. Казалось, время остановилось.

— Мне уже малость получше.

Я отпустил ее. Выглядела она немножко смущенной, но глаза ее уже улыбались.

— Мы ведь, как ни крути, ничего не можем поделать, так? Я тоже по нему скучаю.

Очевидно возвращенная к жизни, она утерла мокрое лицо тыльной стороной руки. А потом, с необъяснимой для меня уверенностью, заявила, что Кон в любом случае скоро вернется.

Мы вышли из машины. Воздух сентябрьской ночи был мягок и прохладен, ласковый ветерок осушал слезы Секо, увлажнившие мою шею.

Дома я принял душ и вышел на веранду — посмотреть на звезды. Секо поливала чаем растение в горшке. Почти неестественно громко она пела «Ушки моей малышки». Обычно она присоединялась ко мне, выходила на веранду со стаканом виски в руке, но сегодня и близко не подошла, — да и мне никак не удавалось выбрать верный момент для возвращения в комнату. Вот смешно — нас обоих смутило то невинное объятие в машине! Глядя на собственное отражение в оконном стекле, я коснулся кончиком пальца своей правой щеки. Попытался вспомнить ощущение от прикосновения тоненьких белых рук Секо, ее горячий, мучительный шепот, ее губы… В небесах ярко сияли Кефей и Кассиопея.

— А давай, когда Кон вернется, будем все вместе за город ездить? Пикники устраивать и все такое? Ладно? — Секо словно из воздуха выросла рядом со мной.

Это случилось три дня спустя, в последнее воскресенье сентября. Я открыл глаза — и увидел, что кровать, стоящая рядом с моей, пуста. Я спустился в гостиную и нашел там плюшевого медведя, сжимавшего в лапах открыточку. Надпись на открытке гласила: «Поздравляю с годовщиной!» С годовщиной? Я вернулся в спальню, взглянул на календарь… Тридцатое сентября. День, в который мы познакомились.

Предполагалось, что мне следует помнить такие вещи, и я разозлился одновременно и на собственную забывчивость, и на Кона, из-за которого у меня все вылетело из головы. В поисках Секо я прочесал квартиру, но ее не было нигде — ни в ванной, ни на веранде, ни в кухне. В довершение прочего бесследно исчезли юкка и Сезанн. Без них наша гостиная выглядела совершенно чужой.

Зазвонил телефон. Я схватил трубку.

— С добрым утром! — Связь искажала голосок Секо. — Такой славный денек! Я внизу. Мы думаем закатить колоссальную вечеринку. Квартира 202. Спускайся скорее, я подарок тебе приготовила!

— Эй, не дави… чья хоть это квартира — 202?

Но Секо, естественно, отвечать и не подумала. Она продолжала возбужденно говорить:

— И оденься поприличнее, ладно? И еще — можешь взбивалку для шампанского захватить? Да, и консервы принеси. Ну, там — сардины, аспарагус, паштет…

Я сложил все, что она просила, в бумажный пакет и пошел приводить себя в порядок. Спустился через полчаса. Что там будет за вечеринка, я не знал, но, хоть Секо и велела одеться прилично, напяливать галстук посчитал излишним. Просто набросил поверх футболки твидовый пиджак.

Стоило нажать на кнопку звонка, дверь отворилась… и на пороге возник Кон! Голову его повязывала длиннющая алая лента. На нем были джинсы и какой-то сомнительный темно-синий блейзер. Для Кона — гигантский шаг к консервативному стилю одежды…

— Кон!!! — заорал я.

Наверное, я выглядел безумцем…

— Это твой подарок, — с улыбкой сообщила Секо, вышедшая в коридор вслед за ним.

Только тут до меня наконец дошло, при чем тут алая лента!

— Поздравляю с годовщиной! — фыркнул Кон, обернулся к Секо и добавил шепотом: — Ага, вот так я его и бросил навсегда, размечтался!

Радио было настроено на софт-роковую станцию. Юкка и Сезанн расположились у стола.