Поправка за поправкой - Джозеф Хеллер Страница 33

Чемпион появился на плацу в офицерской форме и в сопровождении раболепной свиты из полковников и генералов, которые восторженно таращились на него с плаца, светясь от обожания. Рогофф, которому пришлось спрыгнуть с помоста, был напрочь забыт. Его не удостоили даже чести представить чемпиона солдатам. Смущенная улыбочка кривила его губы, пока он стоял один-одинешенек на плацу, игнорируемый всеми, в том числе и двумя рядовыми, которых он произвел в свои сержанты. Как раз один из этих сержантов и спросил у чемпиона, как тот относится к дзюдо.

— Ничего в нем хорошего нет, — заявил чемпион. — Дзюдо — это японская выдумка. А прямой левой — американская. Вот и думайте. Еще вопросы имеются?

Вопросов не имелось. Чемпиону и его высокой флотилии пришла пора удалиться.

— Хубба-хубба, — произнес он.

— Хубба-хубба, хубба-хубба, — ответили солдаты.

После того как чемпион удалился, а Рогофф вернулся на свой оскверненный помост, наступила неловкая тишина. Рогофф униженно сглатывал, попытка изобразить небрежное безразличие, оставить без внимания сокрушительную утрату его былого статуса не удалась ему совершенно.

— Солдаты, — слабо начал он голосом сдавленным и сконфуженным, — чемпион — великий человек, и каждый из нас обязан помнить все, что он тут наговорил. Однако в последнее время ему приходилось очень много разъезжать по стране, чтобы помочь ей в военных успехах, и, возможно, овладеть сведениями о новейших методах ведения военных действий он не успел. Потому он и сказал то, что сказал, о прямом левой и дзюдо. Думаю, для одних людей прямой левой — это самое лучшее естественное оружие, каким только может располагать боец, а для других наилучшим является дзюдо. Мы с вами по-прежнему будем уделять особое внимание дзюдо, потому что нам необходимо уделять чему-то особое внимание, а уделять его и тому и другому невозможно. Когда вы отправитесь за море — в джунгли или в пустыню — и на вас, безоружных, нападет вражеский солдат, я не стану препятствовать тому, чтобы вы воспользовались не дзюдо, а прямым левой. Выбор за вами. Это ведь честно, так? Теперь же я думаю, что на сегодня мы обойдемся без изучения дзюдо, а сразу приступим к играм.

На взгляд Йоссариана, и в прямом левой, и в дзюдо присутствовало мало такого, что позволяло ему с оптимизмом ожидать встречи с одним или более вражескими солдатами — что в джунглях, что в пустыне. Он попытался представить себе полки союзников, пробивающиеся сквозь оборонительные линии врага к Токио или Берлину, используя для этого дзюдо, прямые левой и чечетку, исполняемую на счет «раз-два-три-четыре», — картина получилась не очень убедительная.

Для того чтобы понять, как ему следует поступить, если двое или более вражеских солдат загонят его, безоружного, в угол в каких-нибудь джунглях или в пустыне, ни Рогофф, ни чемпион по боксу Йоссариану не требовались. Он точно знал, что будет делать: упадет на колени и станет просить о пощаде. Сдача в плен была самым лучшим, что ему удалось придумать, естественным оружием безоружного бойца, напоровшегося на одного или более вражеских солдат. Строго говоря, оружием ее назвать было нельзя, но смысла в ней было явно больше, чем в прямом левой, чечетке или дзюдо.

А в гимнастику он питал веру еще меньшую. Вся программа физической подготовки должна была предположительно закалить Йоссариана, развить в нем навыки выживания и спасения чужих жизней, однако, по его мнению, задачи своей она не выполняла, поскольку очень многие солдаты все-таки погибали.

Добавлением к физическим упражнениям, чечетке, дзюдо и прямому левой служили спортивные игры. Каждый день солдаты почти по часу играли в такие игры, как бейсбол и баскетбол.

Бейсбол представлял собой игру, которую именовали великим американским времяпрепровождением, а проводилась она на квадратном «внутреннем поле», называвшемся диамантом. Это была игра очень патриотичная и высоконравственная, для нее требовались: бита, мяч, четыре базы и семнадцать игроков плюс Йоссариан. Последние разбивались на две команды: одна из девяти игроков, а другая — из восьми игроков и Йоссариана. Цель игры состояла в том, чтобы игроки твоей команды попадали битой по мячу и обегали четыре расположенные по углам квадрата базы чаще, чем игроки команды противника. Йоссариану все это казалось несколько глуповатым, так как играли все они лишь ради того, чтобы испытать восторг победы.

Победители получали всего-навсего восторг победы.

А победа их означала всего-навсего, что они обегали расположенные по углам квадрата базы большее, чем их противники, число раз. Если в их тяжких трудах и крылся еще какой-нибудь смысл, от Йоссариана таковой ускользал. Когда он заговаривал на эту тему с товарищами по команде, они отвечали ему так: «Наша победа доказывает, что мы лучше их». Когда же он спрашивал: «Лучше в чем?» — выяснялось, что лучше они всего-навсего в умении обегать базы. Этого Йоссариан понять не мог, а товарищи по команде не могли понять Йоссариана.

Освоившись — в разумных пределах — со странной, именуемой бейсболом игрой, Йоссариан выбрал для себя роль правого полевого игрока, поскольку довольно быстро заметил, что правому полевому игроку особо напрягаться не приходится.

Заняв свое место на поле, Йоссариан не покидал таковое ни при каких обстоятельствах. Пока его команда подавала, он лежал на правом поле, посасывая стебелек одуванчика и пытаясь достичь взаимопонимания с правым полевым игроком команды противника, однако тот отодвигался от него все дальше и дальше, почти до самого центрального поля, и все это время пытался уверить себя, что на правом поле нет никакого Йоссариана, посасывающего стебелек одуванчика и несущего о бейсболе такую ересь, какой он и не слыхивал никогда.

Когда наступал его черед подавать мяч, Йоссариан эту честь неизменно отклонял. В самой первой своей игре он принял ее и сделал трипл. Чтобы сделать следующий трипл, ему пришлось бы снова обежать три базы, а в беготне этой приятного было мало.

В конце концов настал день, когда правый полевой игрок противника тоже решил, что приятного в бейсболе мало, и играть в него наотрез отказался. Вместо того чтобы бежать к мячу, который катился на него, проскочив между двумя игроками внутреннего поля, он зашвырнул как можно дальше свою кожаную бейсбольную перчатку и побежал, дрожа всем телом, к питчерской горке.

— Не хочу больше играть! — завопил он и, залившись слезами, принялся дико тыкать пальцем в Йоссариана. — Пусть вон тот уйдет. Из-за него я каждый раз, как бросаюсь к мячу, чувствую себя идиотом.

Время от времени Йоссариан при первой же возможности смывался с бейсбольного поля, оставляя свою команду играть в меньшинстве.

Играя в баскетбол, Йоссариан получал удовольствие, намного превосходившее то, какое он получал, играя в бейсбол.

В баскетбол играли, перебрасываясь большим надувным мячом, девять человек плюс Йоссариан, разбивавшиеся для этого на две команды: одна состояла из пяти игроков, другая — из четырех игроков и Йоссариана. Игра эта была не такой патриотичной, как бейсбол, однако смысла в ней было гораздо больше. Вся она сводилась к попыткам забросить большой надувной мяч в металлическое кольцо, горизонтально прикрепленное к вертикальному деревянному щиту, который висел высоко над головами игроков. Побеждала та команда, которая чаще, чем другая, попадала мячом в это кольцо.