Мои мужчины - Саша Канес Страница 34

С усилием переставляя отекшие за последние несколько дней ноги, я поплелась на пятый этаж по захарканной, закиданной раздавленными окурками лестнице. При этом мне все время казалось, что за мной беспрестанно следят из ржавых замочных скважин и заляпанных глазков злые, ненавидящие меня люди. И вот передо мной обитая коричневым дерматином мамина дверь. Пару минут я собиралась с духом и наконец нажала на кнопку звонка.

Слава богу, мама была дома одна. Мой живот она, разумеется, увидела сразу и замерла. Прошло несколько мгновений, наверное, самых длинных в моей жизни. Я понимала, что теперь или моя родная любимая мама вернется ко мне, или я потеряю ее навсегда. Мама шагнула мне навстречу, обняла меня и тихонько заплакала. Я даже сразу не поняла, что такое закапало на мою шею. Мама ни о чем не спрашивала меня, только бережно прижимала к себе. Это снова была моя родная и любимая мамочка!

Незапертая входная дверь резко распахнулась, и перед нами возникла одна из многочисленных маминых товарок, мелкая, жилистая старуха в темном платке на маленькой птичьей голове. Платок, словно знаменитый ленинский галстук, был разукрашен грязно-серыми горохами. Она, как мне кажется, жила в соседнем подъезде и, наверное, углядела меня еще с улицы.

- Догулялась, потаскуха?! — зашипела она с порога. — Стыдоба-то какая! Матери-то, матери какой позор!

Мама вздрогнула, отстранилась от меня и направилась к входной двери. Злобная бабка тем временем брала дыхание, чтобы выпалить новую гневную тираду в мой адрес. Входная дверь открывалась внутрь, и мама, ухватившись за край двери чуть выше ручки, изо всех сил захлопнула ее прямо в лицо наполовину вошедшей уже незваной гостье. Та, видимо, отшатнулась и, оступившись, опрокинулась на ступеньки. Трухлявая входная дверь не очень-то заглушала звуки, исходящие с лестничной клетки. Вначале до нас донесся шум от падения самой старухи и ее покупок. Затем мы услышали проклятия, в которых бесчисленно упоминался как Всевышний, так и враг рода человеческого.

Мама некоторое время постояла, сжимая ручку двери, словно опасаясь возвращения незваной гостьи.

- Ну что… готовься стать бабушкой… — только и смогла я произнести.

Мама опустилась на стул и попыталась улыбнуться. Судьба навернувшейся со ступенек соседки ее, слава богу, уже не интересовала.

Я много читала о родах и слышала разное. Мама купила мне несколько книжек и брошюр о том, как готовиться к этому важнейшему для каждой женщины событию, как рожать и как выкармливать ребенка. Я не успела ничего прочитать и ни к чему подготовиться — я вкалывала. Не уверенная в том, что смогу нормально зарабатывать после родов, пыталась скопить как можно больше денег. Мама пыталась как-то умерить мой пыл, но я не имела ни малейшего желания беречь себя и думать исключительно о будущем материнстве. Вместе с Семеном мы прокрутили еще несколько сделок с разными тестами и пищевыми добавками. Не останавливаясь ни на минуту, я что-то оформляла, регистрировала, оплачивала и обналичивала прибыль.

Мама переехала ко мне, не взяв с собой из Серпухова ничего, кроме одной-единственной сумки с халатом и нижним бельем. Все необходимое я купила ей в Москве.

Родила я в машине «Скорой помощи». До последнего момента тужилась, сжимая в руках какую-то очередную банковскую платежку. Акушерка силой выдрала из моих рук эту бумажку, когда я в первый раз прижала дочь к своей непомерно раздувшейся груди.

В роддоме я пробыла всего-навсего три дня. Единственными моими посетителями были мама и Семен. В первый раз пришли они ко мне почти одновременно, и мама даже решила, что этот немолодой еврей и есть отец моего ребенка. Я не стала разубеждать ее, тем более истина была столь гадкой, что мне и самой не хотелось ее вспоминать.

Имя дочке я придумала еще в тот день, когда на УЗИ мне сообщили пол будущего ребенка. Сама не знаю почему, но захотела дать ей имя Даша.

Мы вернулись домой, и я опять бросилась в погоню за деньгами. Благодаря Семену мне удавалось большую часть времени проводить дома. Одной рукой я прижимала к сиське Дашу, а другой сжимала трубку радиотелефона или печатала на компьютере очередной договор или счет.

Семен оказался отличным партнером и, кроме того, приятным, образованным и очень умным человеком. Мне порой казалось странным, что он не читает лекции студентам, а крутит какие-то дела со мной и с насквозь коррумпированной ублюдочной областной верхушкой. Один раз я даже напрямую спросила его об этом, но он в ответ только рассмеялся. Семен чуть ли не кажды й вечер приходил обсудить наши дела, с явным удовольствием возился с Дашей и всегда приносил нам с мамой что-нибудь к чаю. Во время наших посиделок он постоянно рассказывал всякие забавные байки из своей советской и израильской жизни, но ни разу не обмолвился ни о семье, ни о детях. Уклончиво он отвечал и о своей прежней работе, и об образовании. Ни я, ни мама вдушу к нему не лезли.

Я сама не отдавала себе отчета в том, как я воспринимала Семена — для отца он был слишком молод, для брата — слишком стар. Порой мне казалось, что он подходит мне на роль дяди, смешного и даже беспомощного. Я испытывала к нему неимоверную благодарность за то, что он меня вытащил из совершенно безвыходного положения, и ощущала ответственность за него. Мне всегда хотелось спросить его, почему он не может нормально одеться, приобрести себе пару приличных рубашек и выбросить тот кошмарный серо-зеленый джемпер, который он носил практически не снимая, но я боялась, что такое вмешательство в личную жизнь может показаться Семену чрезмерным.

Даше было уже полгода, когда ко мне во время утренней прогулки с коляской в сквере подошел угрюмого вида молодой человек в спортивной куртке.

- Хорошая девочка! — Уже по первым произнесенным словам я уловила знакомый мне чеченский акцент. — Вырастет — красавицей будет! Если мама будет себя хорошо вести, дочь твою сын мой замуж возьмет.

- Мама будет себя плохо вести! — отрезала я.

Чеченец жестко посмотрел на меня:

- Что-то ты сегодня борзая, я посмотрю!

- А я всегда такая, не только сегодня! — ответила я, чувствуя, что начинаю звереть при виде этого выродка, непонятно зачем спустившегося с гор. — И потише давай! У меня ребенок спит.

- А мы и на сироте жениться можем. — Он сплюнул мне под ноги. — За тобой должок…

- Это перед кем же? — искренне удивилась я.

- Сама знаешь! — В ответ я пожала плечами. — А не знаешь, так расскажем. Завтра в семь вечера стрелку забиваем. На МКАД возле Варшавки ресторан «У Иссы» знаешь?

Я не знала.

- Ничего, найдешь! С «крышей» приходи… — Он криво усмехнулся. — Если есть у тебя «крыша»…

Пришла я домой, трясясь от злобы и страха. Какие там еще долги?! Я все отдала. Даже то, чего сама не брала. Никто ко мне никаких претензий не предъявлял. Я боялась за себя, но куда страшнее мне было за маму с Дашей.

Дома я ничего не сказала, пока не появился Семен с очередным тортом и уже холодной бутылкой розовой испанской кавы. Испанское игристое вино кава-брют нравилось не только мне, но, несмотря на мамины протесты, и Даше. Разумеется, дочка потребляла этот замечательный напиток не из бокала, а, так сказать, в молочном коктейле, подаваемом непосредственно из сиськи.