Шарлотта Исабель Хансен - Туре Ренберг Страница 34

Ребятишки сидели на полу и играли с плейстейшн.

Они ссорились из-за джойстика, но не ожесточенно, отметил Ярле, не злясь по-настоящему.

— Лотта, ну, папа пошел на собрание тогда, о’кей?

Ярле заметил, как Лотта сказала ему «пока» — даже не повернувшись, даже, можно сказать, с полным равнодушием, — и он подумал: «Дети есть дети. Они выкарабкаются в любой ситуации. Попади ребенок в зону военных действий — и он выкарабкается. Оставь ребенка на крыльце чужого дома — и он выкарабкается. Мы живем в истеричное и сентиментальное время, когда забота и уход затмили все остальное. Ребенок — это машина выживания», — подумал он удовлетворенно, и он покидал Грету Страннебарм с твердой убежденностью в том, что ничего страшного не случится, если он оставит своего ребенка у нее на один вечер, более того, не только не случится ничего страшного — это откровенно замечательная идея.

— А как дела у… у твоей подруги? — спросила Грета, когда он надевал ботинки у нее в прихожей.

— У какой моей подруги?

— Ну, у той… как там ее зовут? У Хердис.

Ярле посмотрел на нее. «Почему это она спрашивает об этом? Я ее интересую? Может, она решила, что вот теперь Ярле свободный кавалер?»

— Ну, — сказал он, — она бросила меня и ушла к другому.

— Ой, да что ты, Ярле! — воскликнула Грета с искренним сочувствием, как показалось ему. — Печально это слышать!

«Да, — подумал он, разглядывая лицо, которое, в очередной раз он вынужден был признать, было и ужасающим, и сказочным. — Да что же, ей действительно это кажется таким печальным? Не надо обманываться, — подумал Ярле. — При всем при том она же мать-одиночка, ей требуется мужчина в доме, и трудно истолковать это ее гостеприимство, этот ее интерес с иной точки зрения, чем что она положила на меня глаз».

— Жизнь продолжается, — сказал он со вздохом. — Жизнь продолжается. Я справлюсь с этим, конечно. И конечно, на это потребуется время. Это нужно переосмыслить и пропустить через себя, Грета.

Хассе встал с места, в изумлении качая головой, и подошел к окну.

Он скорчил гримасу, упер руки в боки, как делают беременные женщины, и время от времени отчетливо восклицал то «гм!», то «тц!», то «пфф!» или еще «хха!». Даже Арилль опустил «Моргенбладет» на колени, обнаружив на лице выражение, показывающее, как он тронут тем, что рассказывает Ярле.

— У тебя дочь? — воскликнул Хассе, как если бы он никогда раньше не слышал этого слова.

И Ярле кивнул в подтверждение, поднося бутылку ко рту:

— Дочь у меня.

— Семи лет! — сказал Хассе, как если бы Шарлотта Исабель была первым в мире ребенком семи лет, и Ярле пожал плечами, приподняв одновременно брови:

— Семи лет.

Арилль поднес сигарету ко рту, затянулся так, что папиросная бумага стала потрескивать, и издал длительное в своей серьезности «нда-а-а-а-а-а-а-а».

— Нда. Вот такие дела. Что я могу сказать? — сказал Ярле.

— Нет. Какого еще черта ты можешь сказать? — повторил за ним Хассе.

— Что тут еще говорить? — эхом отозвался Арилль.

Сентябрьский вечер потихоньку сгущался в квартире Арилля. За окнами свет спрятался за крышу Концертного зала Грига, день откланивался, комнату вокруг троих старшекурсников окутал мрак. Они кивнули. Они откупорили еще по бутылке пива. Они достали еще сигарет. «Вот так мужчины встречают судьбоносные события», — подумал Ярле, отметив про себя, как громкоголосо и интимно он разговаривал об этом с Гретой и как рассудочно, более того, с каким достоинством он разговаривал на эту же тему с Хассе и Ариллем.

— Тц-тц! — сказал Хассе.

— Вот именно, — поддакнул Ярле.

— Нда-а, — подал голос Арилль.

Хассе выпускал дым подрагивающими колечками, и его скулы ходили какими-то рыбьими движениями. Через некоторое время Арилль заставил подняться свое неподатливое тело, прошел через комнату к проигрывателю и поставил «Без любви» группы «Май блади вэлентайн». Ярле открыл третью бутылку пива и почувствовал, как комната наполняется удивительными чувствами.

— У меня вот есть сестра, — сказал Хассе. — Но все-таки дочь — это совсем другое. Ходить смотреть, как у тебя сестра в двенадцатилетнем возрасте начинает распускаться как бутон, смотреть, как она притаскивает домой одного дружка за другим, смотреть, как она из нарядной маленькой ягодки-малинки превращается в бутерброд с маринованной в укропном соусе свиной шеей, который с жадностью хавают все кому не лень, — это одно дело, но дочь! Семи лет от роду! Это совсем другое. Хассе говорит вам: я пас.

— Да-а. — Ярле вздохнул. — Я-то всегда был только я один, я и всё.

— У меня есть три брата, — сообщил Арилль.

Хассе и Ярле изумленно повернулись к товарищу.

Он что, начнет разговаривать теперь? Что за чудеса?

Он собирается посвятить их в интимнейшие семейные тайны?

— Это же феноменально! — воскликнул Хассе восторженно. — Три брата!

Арилль снова уселся на диван. Он издал протяжное «нда-а». По всей видимости, он не собирался вдаваться в подробности.

В комнате вновь воцарилась исполненная достоинства мужественная тишина. Хассе требовалось время, чтобы поразмышлять над вновь открывшимися ошеломительными сведениями о состоянии дел, Ярле же в изнеможении откинулся на спинку дивана, взгляд его блуждал по потолку, и Арилль, воспользовавшись моментом, снова взялся за «Моргенбладет», перелистнул страницы и продолжил чтение статьи в той части газеты, что была отведена культуре.

— Проблема, — сказал Ярле через некоторое время, взгляд его все еще был обращен к потолку, а обеими руками он обхватил расположившуюся между ног бутылку пива. — Проблема-то, — повторил он, — состоит в том, что все это ну настолько к чертовой матери не ко времени. Проблема, — сказал он снова, — состоит в том, что я к этому всему не готов. Абсолютно не готов. — Ярле сел прямо и сделал глоток из бутылки. Потом провел указательным пальцем по губам. — Абсолютно не готов.

Арилль едва взглянул на него и продолжил чтение. Хассе выгнул спину дугой, прищурил глаз, и Ярле почудилось, будто другой его глаз, широко раскрытый, вдруг засветился.

— Не ко времени? — Хассе подсел поближе к Ярле. — О’кей. Может, и так. — Он наклонился еще ближе. — Ты к этому не готов? — Хассе выхватил сигарету и закурил. — О’кей. Может, так оно и есть. — Он затянулся и демонстративно выпустил дым. — Какого черта, Ярле? Вот все это самое… это самое… это все… да ты сознаешь ли, в чем тебе довелось принять участие? Не принимая в этом участия, так сказать? А? В один прекрасный день ты отворяешь кладовую между ляжек у девчонки — Анетта, так ее зовут?

Ярле кивнул.

— Вот именно, Анетта, да. В один прекрасный день ты опечатываешь погребальную камеру ученицы средней школы по имени Анетта — как там ее, Сула, кажется?