Падающие в небеса - Азарий Лапидус Страница 34

Сапожников подумал, что события развиваются значительно лучше, чем он мог предположить. Ведь то, что следовало сделать ему самому, и вовсе не по собственному желанию, сейчас происходило по воле Всевышнего, вложенной в уста Софи.

– Мне как-то неудобно. Ты уверена, что родители нормально отреагируют на мой визит в их дом? Очень не хотелось бы создавать тебе проблемы.

– Ну, конечно, уверена, любимый! Я с ними поговорю. Жду тебя!

Сапожников встал с кресла и начал мерить комнату шагами. Странно как-то получалось: с одной стороны, он очень хотел видеть Софи, быть с ней каждую секунду, гладить ее по руке, обнимать и целовать, с другой – он оказывался в доме ее отца, а именно это требовали от него разведчики. Внутри него рождался и быстро рос некий странный плод, который стучался в каждую клетку организма, требуя отказаться от поездки в Америку – сей уродец бесконечно повторял: «Это плохо, это неправильно!» Но с другой стороны, увидеть Софи хотелось так, что даже сводило челюсти и невозможно было произнести: «Хочу, скучаю!»

Побродив минут пятнадцать, Михаил Петрович определился: «Я обязательно поеду», – но подспудно решил, что постарается по возможности саботировать полученное им задание. Все-таки в российском государстве столько неразберихи, что и чекисты могут в суете текучки забыть о нем или по меньшей мере быть не такими требовательными к решению поставленных ими задач. В какой-то мере Сапожников был идеалистом, он верил в мощь и покровительство великих сил, творящих на небесах, и что именно они вершат человеческие судьбы на Земле. Его жизнь написана всесильным художником от беззаботной юности до седой старости, а посему никто из живущих на планете не вправе изменить ее содержание или продолжительность!

– Алло, здравствуй, папа!

Софи решила, что из родителей первым надо поставить в известность отца. Он был главой семьи. Для окружающих – великим Липсицем, а для домашних – сильным и мудрым папой. Почему-то так повелось, что «папа» обращалась к нему не только Софи, но и ее мать Речел. Наверное, это отражало главенствующую роль отца в семье. Итак, она сначала поговорит с отцом, а потом известит мать.

– Привет, Софушка.

Липсиц звал дочь именем своей матери. Именно Софушкой его отец называл мать, и потом, когда родилась безумно любимая дочь, он с первых минут обращался к ней только так. И Софи, почти совсем не говорившая по-русски, чувствовала, что это ласковое обращение – столь необходимая каждому человеку связь с прошлым.

– Папа, а как ты посмотришь, если к нам на седер приедет один человек?

– Положительно! – без паузы ответил отец.

– Папа, но ты даже не спросил, а кто это?

– Кто это?

– Твой одноклассник Михаил!

Теперь уже после паузы, которая длилась, как показалось Софи, вечность, отец произнес:

– Ну что же, если ты так хочешь, то, пожалуйста, пусть приезжает.

Голос Липсица не был твердым. Конечно, трудно представить в собственном доме одноклассника в роли близкого мужчины своей единственной и горячо любимой дочери.

Сапожников позвонил оперативному дежурному, чтобы тот прислал машину – дожидаться пробуждения домочадцев и общаться с ними не хотелось, да и на работе за время его отсутствия накопилась целая куча дел. Офисный автомобиль прибыл минут через двадцать. Охранник, поднявшись к квартире шефа, застыл перед дверью в ожидании его выхода. Наспех приняв душ и побрившись, Михаил Петрович, не завтракая, без обычной тщательности оделся, выскочил на площадку и быстрым шагом направился к лифту.

В приемной его встретила вызванная по срочному звонку секретарша, спрятавшая косметику, как только заметила подошедшего Сапожникова. Он бросил на ходу:

– Кофе, бутерброды! – и машинально посмотрел на часы: без пятнадцати семь утра.

Это было лучшее время, когда еще никто не пришел на работу, не мешала бесконечная текучка и можно сосредоточиться над каждым письмом. А их накопилось очень много – толстая папка, специально положенная помощником в центр стола, всем своим видом говорила: «Прочитай меня!»

Часа полтора Сапожников разбирался с почтой, и когда за дверью в приемной начали раздаваться звуки оживающего офиса, ему позвонили на мобильный телефон. Номер, высветившийся на дисплее, оказался неизвестным. Можно было не отвечать, но он догадывался, от кого этот звонок.

– Здравствуйте, Михаил Петрович! Мне дали ваш номер телефона и попросили встретиться.

– А кто вы? – хотя теперь Сапожников уже точно знал, с кем разговаривает, несмотря на то, что собеседник не представился.

Позже, анализируя события того утра, Михаил Петрович много раз задавал себе вопрос, по каким признакам он понял, что разговаривает с сотрудником Службы внешней разведки, ведь его телефон могли дать кому угодно: бизнесмену, журналисту, банкиру? Так иногда и происходило, номер был доступным, и считалось нормальным позвонить и сослаться на источник его получения. Именно этого незнакомец и не сделал, сказав неопределенно «мне дали…», что не помешало Сапожникову, задав вопрос, уже знать на него ответ.

– Я – Виктор Михайлович, от Антона Николаевича.

– Замечательно! И что вы хотите?

Собеседник смутился, но через несколько секунд нашелся:

– Встретиться с вами и кое-что рассказать.

– Рассказывайте! – резко произнес Сапожников.

– Ну, не по телефону же, – промямлил Виктор Михайлович.

– А не по телефону у меня нет времени с вами встречаться! – И Сапожников отключился.

Его грубость по отношению к незнакомому человеку объяснялась нежеланием плясать под дудку Авдеева. Зачем звонил этот человек – понятно. Он должен был проинструктировать Сапожникова, как следует себя вести на празднике в доме Липсица.

«Ничего, и без него обойдусь. На улице двадцать первый век, и пятнадцати минут в Интернете хватит для ответа на любой вопрос», – решил Михаил Петрович. Действительно, войдя на Google.ru и набрав поиск «Песах», Сапожников, потратив час, узнал, как себя вести, что можно, а что нельзя есть в этот праздник, какое вино надо пить и чему вообще посвящено данное событие. Он был настолько убежденным атеистом, что даже новомодное увлечение общества различными религиозными течениями обошло его стороной. Михаил Петрович одинаково безразлично относился к синагоге и к церкви, но вместе с тем одинаково рьяно финансировал программы для стариков и малоимущих, которые эти заведения осуществляли. Все религиозные праздники он считал выдумкой, направленной на закабаление верующих, но сейчас вдруг почувствовал абсолютно новое ощущение. В нем неожиданно проснулся дух предков, и от этого мурашки побежали по коже. Ему отчетливо представилось, как целый народ, не желающий быть рабами, за несколько часов поднялся и покинул границы ненавистного государства под названием Египет. А ведь он, Сапожников Михаил Петрович, был потомком тех людей. Пусть и ассимилированный последними поколениями безбожников, живших в его семье, но все равно с теми же генетическими признаками, что и у его соплеменников, бежавших три с половиной тысячи лет назад из Египта. Прочитанное навеяло мысль, вроде бы и не имеющую напрямую отношения к празднику Песах: «Да, пожалуй, не все потеряно! Я еще повоюю!»