Смеющийся волк - Юко Цусима Страница 35

— Да, ничего не видно. Но всё-таки туалет-то должен где-то быть… Ты ж сам заладил: «Надо выйти! Надо выйти!» Ну, и я за тобой вышел… Что теперь делать-то? Деваться некуда. Но должны же здесь где-нибудь люди жить. Вишь, и дождь льёт, и холодает сильно.

Маугли пожал плечами и буркнул:

— А что?! Мне плохо стало. Чуть не вырвало! И вокруг там такой странный был народ… Мне казалось, что, если я там ещё останусь, они меня с собой куда-нибудь в море утянут… И ещё этот младенец там, в туалете…

Акела вздохнул.

— Так чего, там прямо в туалете младенец был, что ли? А типы эти, точно, были какие-то подозрительные. Те двое прямо вылитые работорговцы.

Раздался паровозный гудок. Беременная и старушка встали со скамейки. Кошка даже ухом не повела и продолжала спокойно спать. Люди вокруг засуетились, стали навьючивать на плечи тюки с багажом. Другие шли с чемоданами по платформе.

— Слышь, поезд идёт. Тут нам всё равно делать нечего. Давай, что ли, сядем в поезд. А то, если тут останемся, сдохнем где-нибудь в канаве.

Маугли в ответ утвердительно кивнул. Он хоть и сам решил сойти с поезда, но теперь ему захотелось обратно, в светлый и тёплый вагон.

С той стороны, куда ушёл поезд, на котором они ехали, показался, пуская клубы чёрного дыма, большой чёрный паровоз. С шумом и лязгом состав тяжело остановился у платформы, выпуская пар. Акела на минуту усомнился, уж не тот ли самый поезд приехал за ними. Не отпуская холодную руку Маугли, он вскочил со скамейки и ринулся к двери вагона. Там у входа красовалась табличка с указанием конечных станций на пути следования поезда. На табличке было написано: «Аомори — Уэно». Видимо, это был ночной поезд, идущий до Уэно. Поднявшись в тамбур, Акела приобнял Маугли за плечо и усмехнулся:

— Ну и хорошо! И так ведь уже ясно, что чем дальше на север, тем холоднее.

Не совсем понимая, что тут Акела нашёл смешного, Маугли тоже рассмеялся. По крайней мере, Акела был не похож на тех дохляков в поезде: глаза у него задорно блестели, лицо, поросшее редкой щетинкой, было румяное, губы пунцовые, как у девушки. Наверное, от жара он немного порозовел, но так ему было даже лучше — он казался вполне бодр, от него так и веяло спокойствием и уверенностью.

Поезд тронулся с места и покатил по рельсам, оглашая окрестные поля мерным перестуком колёс.

6 декабря 1945 г.

И бродяги двинулись в шахты

«Будем работать!» — говорили они, обмениваясь крепкими рукопожатиями. Все закричали: «Банзай!» И пассажиры, и станционные служащие подхватили во весь голос: «Банзай!» Весёлые улыбающиеся лица высовывались из окон вагона. Поезд тронулся. Вот так пятого мая те, кого презрительно называли «жалкие люмпены», — бывшие бродяги числом шестьдесят один человек — отправились добывать уголь для страны. С вокзала Уэно и с токийского вокзала, горя рабочим энтузиазмом, они отправились на север, на Хоккайдо, и на юг, на Кюсю — десять человек на Хоккайдо и пятьдесят один человек на Кюсю.

15 декабря 1945 г.

Мечты и грёзы: как их приняли на шахтах

Энтузиасты, смело отправившиеся пятого мая работать на шахтах Тагава, что на севере острова Кюсю, — завербованные компаниями «Хэйва нихон кэнсэцу кёдан Тадаси Аидзава» (22 г.) и «Куникацу Эндо» (16 лет), неожиданно вернулись с шахты раньше срока. Они обратились к чиновнику министерства горнодобывающей промышленности «Тоёта» и так описали сложившуюся ситуацию:

«В день прибытия нам была выдана на обед маленькая плошка неочищенного риса с ячменём и три ломтика квашеной редьки. На ужин той же еды было выдано ещё меньше, а на следующее утро ещё меньше. Не было даже обычной похлёбки из разведённой соевой пасты. Пришлось идти в соседнюю деревню одолжить немножко соли. Мы удивились, что не получаем, как договаривались, пяти мерок риса в день. И об оплате обратного билета, и об авансе в сто иен на каждого уже и речи не было. Мы стали всё больше беспокоиться, сможем ли хоть что-то заработать. Спросили напрямую. Нам ведь обещали, что получать будем по восемь-десять иен в день, то есть за месяц будет выходить иен триста, а на деле-то оказалось всего иен тридцать. Ну, мы, конечно, возмутились. Уже через четыре дня из пятидесяти одного рабочего двадцать разбежались. Там нас было несколько человек из префектуры Нарагава, так мы все вместе десятого и уехали».

5 сентября 1946 г.

Заседание Временного административного комитета союзных оккупационных сия по Японии — разъяснения господина Ли Дэ в связи с ужасными условиями работы на шахтах

Причины падения добычи угля следующие:

1. До войны и во время войны на шахтах работали в основном корейцы. Сейчас вместо них пришли японцы, у которых не хватает производственного опыта.

2. В связи с недостаточным питанием рабочие вынуждены тратить время на покупку дополнительной еды.

3. Рабочие постоянно тревожатся о своей безопасности из-за устаревания и износа оборудования в шахтах и ужасных условий работы.

24 ноября 1946 г.

Более пятидесяти подростков заманили на продажу

Полицейское управление города Уцуномия провело расследование дела Масадзиро Иинума (34 г.), который в деревне Сугатагава уезда Каваути префектуры Тотиги заманил четырнадцатилетнего подростка, посулив ему ежедневный заработок в восемьдесят иен и харчи, а затем продал его на земельные работы в строительную фирму Мурата, принадлежащую синдикату Хадзама, расположенную в деревне Одзава в районе города Митаки токийской области. Таким же способом преступник продал трёх семнадцати-восемнадцатилетних юношей из Уцуномия, а также более пятидесяти беспризорных подростков-погорельцев из токийских районов Уэно и Кита Сэндзю.

января 1947 г.

Бродяги едут работать на шахты Хоккайдо

Пятнадцатого января пятьдесят бродяг, содержавшихся в камерах предварительного заключения в Уэно, в том числе двадцать человек, поступивших из приёмника в Мэгуро, трое с сортировочного пункта в Ёдобаси, тринадцать с сортировочного пункта в Аракаве и четырнадцать из накопителя в Уэно, добровольно записались на работу в шахты и были отправлены на Хоккайдо, на вторую штольню шахты Мэйдзи в Сёро, в пригороде Кусиро.

Умерший от болезни ребёнок кричал: «Заповедь! Не забудь про заповедь!»

Тельце малыша было холодное, всё присыпанное каким-то белым порошком. На Акелу тоже сыпался белый порошок, и на других малышей, которые были ещё живы. Закрыв все окна, дети затаили дыхание. Только один, тот, что умер, всё бегал туда-сюда, вопя и скрежеща, будто пилили металл. Никто не мог удержать его. Малыш только успел подумать, что у него жар — и тут же умер. Он был ещё маленький, несмышлёныш, и потому не мог сам сообразить, что уже умер. Умерший малыш всё искал Акелу, звал «старшего братца». Акеле хотелось броситься бежать прочь от этого малыша.