Face Control - Владимир Спектр Страница 35

Мой друг, уже вставившийся изрядной понюшкой, радостно соглашается. При выходе из туалета неожиданно сталкиваюсь лицом к лицу с Бурзум.

– Я специально приехала, была уверена, что ты здесь.

Кокаин делает свое дело, я больше не ощущаю злости, пространство вокруг становится мягким и комфортным, музыка глухой и густой настолько, что в ней можно плавать.

– Зачем? – спрашиваю я.

– Я знаю, что причинила тебе боль, не позвонив. Просто вдруг отчетливо представила, как ты сидишь там, в кругу семьи, одной рукой обнимаешь жену, а другой гладишь ребенка, жрешь всякие оливье и холодцы. Понимаешь, Мардук, ты никогда не будешь моим. Если бы только я знала, что нужна тебе так же, как ты мне, что я не игрушка, что, когда ты говоришь, что любишь меня, ты не врешь. Я ушла бы на хуй от Вени и была бы с тобой до самого конца, но ты же никогда не говоришь правду, Мардук.

– На самом деле я никогда не вру тебе. То, о чем молчу, говорят мои глаза.

– Твои глаза не так откровенны, как твой член.

С этими словами Бурзум хватает меня за хуй и тащит обратно в тесную кабинку мужского туалета. Я ощущаю во всем своем теле необыкновенную легкость, я ловок и силен, я грациозен, в конце концов. Музыка вокруг становится настолько плотной, что в ней уже нельзя плыть, только колыхаться. В маленькой кабинке Бурзум обнимает меня за шею, целует, шепчет на ухо:

– Трахни меня, прошу тебя.

Я поворачиваю Бурзум к себе спиной, наклоняю ее и задираю юбку. Отодвигаю в сторону узкую полоску стрингов и вставляю в теплое, влажное влагалище свой одеревеневший член. Движения быстрые и немного грубые. В голове только одна мысль: как кончить под такой дозой кокса?

– Еби, еби меня, – задыхаясь стонет Бурзум, – как шлюху, как тварь в грязном сортире.

Я трахаю ее, ожесточенно и молча, иногда шлепая по попке.

01:30. Кто-то из знакомых приносит торт со свечками, мне кажется, что свечей меньше, чем надо, я пытаюсь сосчитать их, но постоянно сбиваюсь. Случайно задеваю торт рукой, он падает на пол. Мне кажется, что он расплескивается по полу, как будто бы жидкий. Музыка подхватывает нас, и мы начинаем скользить по растекшемуся по полу крему, выписывая разнообразные па. «Это похоже на фигурное катание», – думаю я.

02:20. Мы ловим машину.

– Я плохо себя чувствую, – говорит Бурзум. – Довези меня до дома.

– Поехали вместе на Вернадского, – предлагаю я.

– Не могу, – говорит Бурзум. – Я должна была приехать сегодня до полуночи. Пожалуйста, не соблазняй меня. Знаешь, ведь на самом деле мне очень тяжело вести двойную жизнь, в какие-то моменты я чувствую себя такой сукой.

– Все порядочные люди так чувствуют себя время от времени.

02:50. Старенький «Москвичонок» подвозит нас к дому Бурзум.

– Мне так плохо, – говорит она и начинает блевать.

Водитель резко тормозит и кричит:

– Только не в салон, на улицу. Меня бросает в звериную ярость.

– Забей ебало, урод. Я дам тебе денег на химчистку.

Я осознаю, что если таксист не уймется, я брошусь на него и постараюсь убить. Водитель говорит намного тише, как бы извиняясь:

– Ребята, пожалуйста.

Мы выходим из машины. Бурзум блюет, не останавливаясь. «Неужели от кокса так бывает? – думаю я. – Если только она не приехала под эйчем…» Пытаюсь успокоить ее, глажу по голове, она вырывается и, будто сорвавшись с цепи, бежит прочь в темноту улиц. Я бросаюсь за ней. Водитель, не ожидавший такого поворота, бежит за нами.

– Ребята, а деньги? – кричит он.

Я догоняю Бурзум в конце темного переулка. Она оборачивается и бросается в мои объятья.

– Я ничтожество, Мардук, мне не хочется так жить, я хочу быть полезной.

Понимаю, что у нее начался отходняк, и единственное, что может помочь, это алкоголь.

– Пойдем со мной, надо выпить, – говорю я.

Внезапно нас догоняет водитель. В руке у него здоровенный гаечный ключ.

– Убежать думали, – говорит он злобно.

– Нет, нет, – говорит Бурзум, которая уже немного оправилась. – Мне просто стало очень плохо, я болею…

– Ты в милиции будешь пиздеть, – шипит водитель.

– Ты с какой стати моей женщине грубишь, отстой? – Злоба делает меня необычайно сильным и храбрым. Наклонив голову, я бросаюсь на водителя и всем своим телом обрушиваюсь на него. От неожиданности он падает. Я моментально вскакиваю и со всей силой бью его ногой в лицо. К нам подбегает Бурзум.

– Не надо! – кричит она.

Водитель приподнимается, сжимая в руке свое оружие. Моя ярость прошла, и я стою в стороне, внутренне охуевая от содеянного. Таксист свирепеет. Бурзум, понимая, что, как только он встанет, нам крышка, неожиданно бьет его в пах. Водитель корчится от боли, и Бурзум наносит еще один удар.

– Валим, Мардук, – говорит она и толкает меня плечом.

Мы срываемся и бежим. Сзади слышится брань пытающегося подняться таксиста. Неожиданно появляется желание вернуться и отпиздить водителя так, чтобы он сдох. Я замедляю бег, но Бурзум еще раз подталкивает меня и говорит:

– Не надо, Мардучок, прошу тебя.

19 декабря, понедельник

07:45. До чего неуютно бывает ранним утром теплолюбивому южанину, волею судьбы родившемуся на севере! Только на миг прикроешь глаза, и чудится: ласковое, еще не проснувшееся солнце, плеск волн Средиземного моря, тихий шелест кипарисов в садике маленького особнячка на улице Ротшильда.

Выпью гранатового сока, пробегусь по набережной. Позже прохладный душ, белая одежда от какого-нибудь японца и изумрудный Bugatti: «Пока, милая, я в Иерусалим, давно не был у Стены плача». А милая томно поведет волоокими карими глазищами, скрестит руки на упругой груди: «Привези мне имбиря и корицы, они на рынке Махане Иегуда отменные».

Недолго длятся минуты блаженства. FUCK! SUCK! DIE! Изуверский аларм заставляет разлепить сонные веки. Еще не смотря в окно, знаешь, что там туманная мглистая сырость. Снег, когда-то бывший белым, давно утратил свою непорочность и деловито чавкает под ногами редких прохожих. Хочется плюнуть на все, укрыться с головой пуховым одеялом и не вылезать из кровати до поздней весны. Завидуешь медведям, впадающим в спячку, и медленно бредешь в туалет. Постепенно возвращается сознание. С трудом, пунктирно, вспоминаешь, как прожил несколько последних дней.

Кажется, в пятницу отмечал день рождения с партнерами по бизнесу. Слово «партнеры» очень хочется взять в кавычки. Ваня Федосов напился до беспамятства. Его без того красная рожа приобрела революционный пунцовый оттенок. Миша, наоборот, был трезв и обходителен, долго дискутировал о рекламе с Аркатовым, чем довел последнего до припадочного состояния. Пивовары подарили очередной кинжал, правда подороже, чем Маркин, и картину малоизвестного художника XIX века под говорящим самим за себя названием «Женские бани в Твери». Бебедев с Синяком тоже изрядно набрались и чуть было не рассорились, но вечно бдящий Бешняков примирил их. Заехал на праздник и Анатолий Анатольевич Чабанов в неизменном сером костюме и неглаженой рубашке. Говорил какие-то высокие речи о моей роли в экономическом процветании Юго-Запада столицы, таланте бизнесмена и тому подобную чушь. По-моему, мне понравилось. Про себя в который раз подивился: до чего странно устроен человек. Знаю, что лажа, догоняю, что врут, а радуюсь как ребенок. Сознательно развожусь на всякую несусветную чушь и ересь. Потом кончился кокс. Большего облома представить было трудно. Сидеть в грузинском кабаке, слушать пьяные речи, брататься с немыслимым количеством лохов! На работе – одно дело, видишь их по одному-двое, а тут… Да еще в светлый детский праздник. Водка не спасала, и, в угаре, вызвонил дилера и ухнул триста грина.