Журавль в клетке - Наталия Терентьева Страница 36

Я встряхнулась, чтобы прогнать наваждение, налила себе остывшего чаю, выпила полчашки, не ощущая вкуса, и с трудом съела большую приторную конфету с орехом внутри. Соломатько, не вставая, дотянулся с трудом до моей штанины, поправил ее загнувшийся край, а я при этом с ужасом ощутила, как вздрогнула от его прикосновения. Он же подмигнул мне и сказал:

– Может, пойдем в садик прогуляемся? Мне ультрафиолета не хватает, для роста волос и гм… только не сердись, Машка, для крепости мужской плоти. Прямо чувствую, как слабею с каждым днем. Духом крепну, а другим местом слабею… вот как тебя увижу…

Я посмотрела в окно. Утро было и впрямь чудесное, грех не погулять.

– Пойдем, конечно.

– Что, прямо вот так, без уговоров и выкрутасов? – Соломатько даже прилег, не веря в столь быструю победу.

– А чего там крутиться? Я вот… – Я чуть было не сказала: «В одном фильме видела…». – Вот только веревку сейчас принесу, одну ногу к батарее привяжем…

– А точно ногу? – спросил Соломатько шепотом.

– Точно.

– Фу-у, хорошо, а я-то было подумал… – Он больно постучал меня по ноге. – Иди скорей, только Маше не говори.

* * *

Я сходила за веревкой. Была ужасно рада, что не столкнулась с Машей, которая, впрочем, могла как раз гулять сейчас в саду. Мы с Соломатьком дружно привязали конец веревки к плоской белой батарее. Другой конец веревки он накинул себе свободным узлом поверх ботинка. Сам он надел ту короткую дубленку, в которой сбегал от нас в сторожку, а мне снял с вешалки свою бобровую шубу. Интересно, знал ли он, что я уже примеряла его шубу, отправляясь к нему на свидание? Я взглянула на него, но понять сейчас по его лицу, видел ли он, как я с колотящимся сердцем, сжимая в руке его дурацкую записку, топала тогда в беседку, не смогла.

– Ошейник берем с собой? – спросил меня в этот момент Соломатько.

– Зачем? – удивилась я.

– И я так думаю, – кивнул он и положил его у дверей. – Пошли, что ли, потихоньку, а, Маш? – Выйдя на улицу, он с удовольствием вдохнул воздуха. – Ах, хорошо… И не так далеко от Москвы вроде, но дуреешь от воздуха… Ну вот, Машка, меру пресечения мне изменили. Может, и жизнь как-то теперь изменится, а?

Главное – ни одного Соломатькиного слова не принимать всерьез. – Это закон общения с ним, которого очень трудно придерживаться, но в противном случае можно пропасть, я это знала, как никто.

Мы погуляли молча минут пять. Несмотря на яркое солнце, было довольно морозно. Соломатько заботливо поднял мне воротник, поглубже запахнулся сам и, поглядывая по сторонам, видимо как и я, ожидая встретить Машу, начал:

– Лекция. Всю ночь готовился. Названия темы не придумал, но суть такая: «Прочистка Машкиных романтических мозгов». Пойдет?

Я не стала спорить, чтобы не охлаждать его пыл.

– Я тут стал думать о всяких чудных вещах. То ли много сплю, то ли мало пью, вернее, вообще не пью. То ли еще что… Вот, скажем, компьютера нет, а есть ты и Маша… Ну, короче. Ты в свое время сделала типичную для женщин ошибку. Ваша сестра обычно думает, что, если мужчина поймет, как она его любит, он будет с ней жить из-за этого. Вот сейчас не хочет – а поймет – и захочет. А ведь на самом деле жить с сильно любящей тебя женщиной непросто и чаще всего – плохо, неспокойно. – Соломатько все время поглядывал на меня, следя за моей реакцией. – Что касается постели, поверь мне, Машка, мужчине нужна вовсе не любовь, а нечто совсем другое. Умелый секс, скорее. Причем вовсе не каждому нужен ответный яростный темперамент. Некоторые вообще любят похолоднее. Им так интереснее. Это к слову, а не о присутствующих.

– Кроме… секса – не люблю это слово, какое-то оно медицинское – есть еще остальная жизнь, – попыталась встрять я.

Машка, не путай, это не дискуссия, а лекция. Я говорю, ты записываешь. Так, сбила. А, да, остальная жизнь… Ну а в остальной жизни сильно любящая женщина и вовсе неудобна. Обиды, слезы, претензии, ревность. То ли дело – равнодушная. И когда мои товарищи, хорошо попарившись в баньке, после третьей бутылочки пива и обсуждения вчерашних голов на чемпионате Европы переходят к теме: «Она меня так любит!..», они при этом имеют в виду совсем другое, чем ты, Машка, и твои подружки. Ч-черт!… – Он неловко споткнулся.

– Ты что?

– Да чуть не навернулся…. Веревка не пускает. Я невольно засмеялась, а он рассердился:

– Ужасно смешно!

– Ладно, извини. Формула Чаплина – «Я упал, все хохочут». Давай пойдем в обратную сторону – Я даже взяла его под руку. – Или… – оглянулась я на дом, – может, давай к чертям эту веревку отвяжем?

– Э-э-э, нет уж! – засмеялся теперь уже Соломатько. – Вот ведь какая ты! Есть же правила игры!

Ну да. Конечно. Он любую жизненную ситуацию принимает как игру. Поэтому он всю жизнь улыбается и шутит, а я плачу и тоскую – о несбывшемся, о невозможном, не понимая, что половину происходящего в жизни лучше вообще не воспринимать всерьез…

Мы прошли обратно несколько шагов, и он продолжил:

– Мои товарищи в бане имеют в виду, что девушка угадала желание своего любимого и затем удачно, ловко, без лишних вопросов исполнила его в постели. Потом пошла приготовила что-то очень вкусное и сидела, молча смотрела, как любимый ест. Затем улыбнулась, повернулась спиной в новых обтягивающих ее круглую попку брючках, не слова опять же не говоря, помыла посуду и уложила спать. А когда в половине второго ночи позвонила другая, то та, которая действительно любит, тихо ответила в трубку: «Он спит», а ему утром ничего про ночной звонок не сказала. Понимаешь теперь, что такое «Она меня так любит»? Это был первый тезис. Тебе интересно? Я, кстати, хорошо говорю?

Чтобы не сбивать его с мысли, я просто улыбнулась и согласно кивнула.

– А второй такой: типичная ошибка истово любящих – считать, что их любовь кому-то, кроме них самих, нужна. И что, потеряв эту тягостную для объекта обожания любовь, объект будет рвать на себе волосы и желать вернуть эту самую любовь вместе с обожательницей, с сумасшедшей влюбленной дурой. А вот и ничего подобного! Опять же в фольклоре отражено… Помнишь глубокую философскую сентенцию о том, как уходящая баба облегчает жизнь всем, включая тягловую силу?

Я слушала его с любопытством и некоторым снисхождением, с которым обычно представители противоположного пола выслушивают полярные теории друг о друге. Что-то мне казалось похожим на правду, что-то было настолько спорным, что и спорить не хотелось, только тратить вхолостую эмоции.

– Когда будут прения? – спросила я, кажется, не совсем впопад.

Соломатько досадливо цокнул языком:

– Тебе минута на прения. Привыкла дурить зрителей заготовленными блестящими цитатами, хочешь встрять и сейчас?

– Я просто хотела сказать, что это все субъективно. Сегодня я не любим или не любима, и я с этой стороны смотрю на жизнь, вернее, на ее куртуазные проблемы. А завтра я заболел или встретил другую/другого и результаты вот такого вульгарного психоанализа получаются прямо противоположные.